Тише, милая, я рядом

[selo-trekkino]

4.
Я планировала дуться на Захара до самого вечера. Помогла Марине вымыть посуду, и сразу скрылась в своей комнате. Плюхнулась с ноутбуком на кровать – как и ожидалось, матрас оказался удобным, ортопедическим. Позвонила родителям, проверила почту, посмотрела пару роликов, не особо вникая в их смысл. Отложила ноутбук в сторону, взяла книгу.

Меня не покидало смутное тревожное ощущение, словно надо мной нависло черное грозовое облако, и вот-вот разверзнется ледяным дождем.

За окном галдели дети на дворовой площадке, вдалеке шумела автомобильная трасса. В квартире было тихо. Ни скрипа, ни шороха, стерильная, пугающая тишина. Вот от чего мне было не по себе.

Пространство родительского дома казалось живым и объемным. Оно дышало теплом и любовью. Его наполняли краски, запахи и звуки. Веселая перекличка птиц в саду, папин варган, мамины мантры, которые она повторяла нараспев, и дела спорились.

Мама была основоположницей культа красивых вещей и вкусной еды в нашем доме. Легкие, струящиеся ткани, яркие платья, тарелки из тонкого фарфора с экзотическим орнаментом, изящные бокалы. Бесконечное разнообразие специй, свечи, цветы, ритуалы принятия пищи…

Я выросла среди этого великолепия, впитала его всей поверхностью кожи, и считала его чем-то естественным, правильным и непреложным. Аскетичная обстановка квартиры Захара не способствовала моему душевному равновесию. Можете считать меня излишне впечатлительной барышней – что ж, так оно и есть на самом деле.

Я встала с кровати, навернула несколько кругов по комнате – как загнанный зверь в клетке. Снова замерла, прислушиваясь. Тишина аж до звона в ушах. Где же Захар, неужели снова заснул? Я отправилась на поиски.

Захар обнаружился на кухне. Сидел, не шелохнувшись, уставился в экран ноутбука. Спина прямая, на столе идеальный порядок, ручка строго параллельна записной книжке. Ну, вот в кого он такой уродился?
Вроде бы мы дети одних родителей, но такие разные. У меня светлая кожа и темные, почти черные волосы. Захар смуглый, настолько, что кажется, будто родители купили его у цыган. Волосы у брата светло-русые, они немного вьются и оттого всегда ложатся чуть-чуть небрежно, как ни причесывайся. Я всегда была немного рыхловатой, барышней диванного типа – со спортом на «вы». Захар же, напротив, словно только что сошел с обложки глянцевого журнала. Подтянутый, мускулистый – явно завсегдатай тренажерного зала. Про разницу в мироощущении и вовсе умолчу.

Я потянула на себя дверцу холодильника – вспомнила, что утром видела там пару бутылок минералки. Достала одну, открутила крышку, наслаждаясь шипением пузырьков, сделала несколько глотков. Блаженство…

– Не против прогуляться? – предложил Захар, не поворачивая головы.

Я закашлялась от неожиданности – чуть минералка из носа не полилась. Захар подскочил ко мне, принялся энергично хлопать по спине между лопаток.

– Интересный поворот, – восстановив дыхание, выговорила я. – Думала, ты будешь ворчать из-за холодной минералки.

– Тю! Запрещать детям пить воду из холодильника и ходить босиком – верный способ вырастить вечносопливого задохлика, постоянного клиента детской поликлиники. Так что насчет прогулки? Хочешь, бурундуков тебе покажу?

Я грешным делом подумала, что Захарушка умом немного повредился. Запрещает мне в лес ходить, а сам зовет на бурундуков смотреть. Бурундуки разве не в лесу живут?

– Их даже покормить можно будет, – знал ведь, паршивец, чем меня подкупить.

– У меня семечки есть, и орешки, не жареные. Сейчас, – я рванула в сторону комнаты.

– Надень ветровку, вечером будет прохладно, – бросил мне в спину Захар.

Для начала братец устроил мне небольшую экскурсию по микрорайону: супермаркет, банк, автобусная остановка. Ничего примечательного, если честно. Старые обшарпанные многоэтажки смешивались с новыми разноцветными домами примерно в равных пропорциях. Все, как в других городах. Знакомые названия сетевых магазинов. Чахлая зелень на лужайках. Тополиный пух. Развороченная ремонтными работами дорога. Запах горячего асфальта.

Мы молчали. Я взяла Захара за руку, и потихоньку его чувства проникли мне под кожу, растеклись по телу, согрели сердце. Я смотрела на Томск глазами брата. Город юности. Город надежд. Город возможностей. Он больше не казался мне угрюмым и чужим. Я была уверена, что мы подружимся.

Так и держась за руки, мы с Захаром свернули в узкий проулок рядом с магазином и зашагали по натоптанной пыльной тропинке к гаражному комплексу. Никакого леса на горизонте пока не виднелось. За гаражами начинался пустырь. Грустное царство ненужного хлама и запустения.

Пустырь – как гнойный нарыв на теле, портит вид города и склонен к рецидивам. Появляется в неожиданных местах и разрастается, постепенно захватывая новые территории. Хотя это всего лишь официальная версия, верхний пласт бытия, доступный простому обывателю. К сожалению, не каждому дано увидеть, как вечерами на пустыре среди высоких трав водят хороводы духи.

Поверьте, я знаю, о чем говорю. Один из таких пустырей располагался неподалеку от нашего дома. С одной стороны его ограничивал забор детского сада, с другой – пешеходная улица, а с двух других боков подпирали остовы недостроенных зданий. В самом центре пустыря находилось болото – не какая-то жалкая лужа, настоящее болото с зеленой тиной и глазастыми лягушатами, с топкими берегами, заросшими рогозом и осокой. В моих восторженных детских глазах болото казалось почти что морем. Оно жило своей, волшебной жизнью, изобиловало живностью

Пустырь считался ребячьим царством. Никто никого не обижал – видимо, духи и в самом деле стояли на страже. Каждый мог запросто найти себе занятие. Лепить из глины кривобокие кувшины и чашки. Собирать одуванчики и ромашки, плести венки. Наблюдать за головастиками или радужными крыльями стрекоз. Играть в прятки или воображать себя отважными путешественниками в неведомом краю, или просто лежать на траве и любоваться облаками.

Пустырь был местом моих первых мистических опытов. Я впервые услышала, о чем со мной говорит вода, как шепчут травы, подружилась с духами.

К сожалению, вскоре после этого на пустырь пригнали строительную технику. Осушили болото, разровняли пригорки, выкосили траву. На месте пустыря появилась школа и современный спортивный центр. Но воспоминания о тех чудесных моментах детства навсегда остались в сокровищнице моей души.

– А куда мы идем? – я очнулась от дневных грез.

– Никуда, – Захар замедлил шаг. – Мы уже пришли.

В самом деле? Мой брат, чистюля и педант, привел меня на пустырь? Я точно погорячилась, признав его вменяемым…

Прямо перед нами тянулась к небу одинокая сосна.

– Возможно, придется немного подождать, – предупредил Захар, указав на заросший травой холмик рядом с ее корнями.

Но ждать особо не пришлось – очень скоро из травы выглянул маленький рыжий зверек с глазами-бусинками, темными полосками вдоль спины и пушистым хвостом.

Захар высыпал немного орехов мне на ладонь.

– Не двигайся.

Я послушно замерла с протянутой рукой.

Бурундук деловито засеменил к добыче. Остановился, принюхался. И принялся методично набивать орешками защечные мешки.

– Смотри, не лопни, дружочек, – я старалась не смеяться. Не разрушить очарование момента.

Вид у зверька был довольно потешный. Набив щеки до отказа, бурундук скрылся в густой траве, но очень быстро вернулся за новой порцией. И так до тех пор, пока у меня ноги не затекли.

– Хорошего понемногу, – Захар помог мне подняться с земли. – Пойдем домой?

– Можно мне обнять сосну на прощание? – без особой надежды спросила я.

– Она грязная, – Захар был верен своим принципам.

– Она мудрая и щедрая, – заступилась за сосну я. – А ветровку потом постираю.

– Тоже мне нежности…

Я Захара уже не слышала, облапила сосну, прислонилась щекой к пыльной коре, наслаждаясь ее теплой энергией. «Милая моя, хорошая…»

В корнях оставила горсть орехов и несколько леденцов – духи обожают сладкое. Поклонилась на прощание.

Захар наблюдал за мной с непередаваемым выражением на лице. Но от острот своих дурацких все же поостерегся.

– Откуда ты узнал про бурундуков? – спросила я, чтобы прервать затянувшееся молчание.

– Суровая правда жизни, Касенька. Воон там за домами детская больница. Я этой дорогой хожу на работу.

Мда, чудесный выдался вечер, а осадочек все-таки остался…

5.
В тот вечер я долго не могла уснуть, ворочалась на кровати с боку на бок. Простынь хрустела и пахла свежестью и маслом лаванды, которое обычно было довольно эффективно, но не могло соперничать с моим разбушевавшимся воображением. Мне казалось, что гладкие стены больничной окраски смыкаются вокруг меня все плотнее и плотнее, так что становится трудно дышать. И чудилось то монотонное гудение неисправной лампы, то дребезжание тележки с мерзкой больничной едой. Еще немного – и войдет медсестра с металлическим лотком в руках, скомандует переворачиваться на живот.

Прижав к себе Натана, я натянула на голову одеяло, и постепенно погрузилась в сон…

… В неясных отблесках костра вокруг меня бесшумно плясами зловещие тени. Их плотоядные ухмылки скрывали белые маски. Полы халатов трепыхались как крылья. Гипнотический танец завораживал. Я не могла пошевелиться, хотя не была привязана. Я просто стояла в центре круга, подчиняясь чужой недоброй воле. Я была обнажена и беззащитна. Ступни жгли раскаленные угли.

Вдали раздавался жуткий визг натачиваемых пил и топоров. Участь ведьмы незавидна: поглумятся над телом, а затем предадут останки огню. Возможно, сначала еще зачитают приговор, но это чистая формальность.
– Виновна! Виновна! Виновна! – мрачные тени теснее сжимали круг.

– Не трогайте меня! – истошно закричала я.

И проснулась. Села на кровати, все еще прижимая к груди Натана. Меня била крупная дрожь, и сердце тревожно стучало в ушах. В окно глядела полная луна – соучастница наших с бессонницей ночных бдений.

В большой комнате зажегся свет.

– Кася, ты в порядке? – дверь распахнулась без предупреждения, Захар, оказывается, спал очень чутко. Или его разбудил мой крик. – Иди ко мне, малявка.

Я подчинилась без колебаний. В объятьях Захара было так уютно. Жуткий кошмар утратил надо мной власть, растворился в полутьме спальни, словно его и не было.

– Плохой сон?

Я прижалась к брату сильнее, наслаждаясь его теплом и заботой.

– Расскажешь?

– Неа…

Мне хотелось продолжать нежиться в его объятиях, а не исповедоваться. Захар не стал настаивать. Просто молчал. Просто ласково гладил меня по спине. Просто дышал мне в макушку. Щекотно…

– Успокоилась? – мое сердце уже не так яростно колотилось по его ребрам. И озноб прошел.

– Признайся, ты считаешь, что родители плохо меня влияют? – зачем-то спросила я.

– Нет, Касенька, я уверен, что наши родители самые лучшие в мире, просто ты немного злоупотребляешь их доверием. А со мной такие фокусы не пройдут, уж извини.

«Это мы еще посмотрим!»

– Давай-ка, ложись, – Захар заботливо укрыл меня одеялом. – Я приготовлю тебе мятный чай.

– И посидишь со мной, пока я не засну? – мне ужасно не хотелось оставаться в комнате одной.

– Конечно.

– Только не слишком горячий, пожалуйста.

– Будет исполнено, сударыня, – Захар скрылся за дверью.

«Возвращайся скорее…»

6.
Мне все-таки удалось заснуть – на этот раз без сновидений. Разбудил меня – не поверите – стук в дверь.

– Долго спишь, – Марина в розовом спортивном костюме была похожа на Барби. Светлые кудряшки, небрежно рассыпавшиеся по плечам, кукольные голубые глаза, вздернутый носик. – Собирайся, пойдем на детскую площадку.

Только не говорите, что эта чудо-женщина будет являться в наш дом ежедневно.

Рядом с Мариной нетерпеливо переступал с ноги на ногу Ваня, в смешной панамке, с красным ведерком в руках.

– Копаты! – он гордо продемонстрировал мне свой пластмассовый совок.

– Копаты? – переспросила я.

– Копаты! – подтвердил Ваня. И вытащил из ведерка формочку в виде звезды.

– Инструменты для копания в песке. Собирательный термин, – терпеливо объяснила Марина.

Действительно, как можно быть такой недогадливой?

День обещал быть интересным. Но лучше уж детская площадка, чем стадион.

Пока я плескалась в ванной, подбирала подходящий наряд и делала прическу, Марина успела приготовить завтрак. В маленькой кастрюльке на плите что-то булькало, и поднимался ароматный пар.

– Поторопись, к обеду обещал приехать Игнат, нам к этому времени нужно успеть умотать Ваньку до беспамятства, – Марина подвинула ко мне тарелку.

– Овсянка? С молоком? – я демонстративно отодвинула тарелку подальше.

– Сытно. Полезно. Быстро. Возражения? – тарелка вернулась на место.

– Можно мне просто бутерброд с чаем? – снова мой ход.

– Непереносимость молока? Глютена? – Марина впилась в меня взглядом. Кобра перед броском, воистину!

Я покачала головой.

– Отлично, приятного аппетита, – партия пинг-понга тарелкой завершилась со счетом 1:0 в пользу Марины. – К твоему сведению, овсянка без сахара.

Спасибо и на этом. С детства ненавижу сладкие каши! Я зачерпнула ложкой немного клейкой массы, боязливо принюхалась… Пахло приятно, и на вкус вроде бы тоже ничего. Ладно, тогда еще ложечку…

Ваня грыз кусочек яблока – до того азартно, что и мой аппетит разгулялся. И тарелка быстро опустела. Марина поощрила мое рвение кружкой горячего шоколада с корицей.

Покончив с завтраком, мы направились на детскую площадку. Несмотря на будний день, она не пустовала. Там непрестанно что-то двигалось, мельтешило, крутилось так, что даже в глазах начало рябить. Я уселась на скамейку, достала из рюкзака книгу.

Маленькие дети раньше казались мне существами с другой планеты – как с ними взаимодействовать? Однако Иван Кириллович преуспел в дипломатии. Словарный запас его был пока невелик, но он без проблем изъяснялся жестами, всегда добиваясь желаемого. Сейчас, например, ему потребовалось мое деятельное участие в постройке замка из песка. Книгу пришлось отложить…

– Достаточно? – я высыпала очередную пригоршню песка на место будущей башни – «копаты» не наш метод.

– Еще! Еще! – Ваня весь перемазался в песке, и выглядел при этом совершенно счастливым.

Сначала мы возились в песочнице вдвоем. Потом к нам присоединилась серьезная девочка младшего школьного возраста, стайка карапузов поменьше и чей-то папа, явно с инженерным образованием – наше сооружение вскоре приобрело фантастический размах и грозилось выбраться за границы песочницы.

Размахивая лопаткой, Ваня дирижировал стройкой, как маленький прораб. Сразу понятно, чей сын – далеко пойдет!

Марине пришлось приложить немало усилий, чтобы вытащить нас из песочницы. И еще примерно столько же усилий, чтоб вернуть нам с Ванькой приличный вид – стряхнуть песок, пригладить волосы, поправить одежду.

Мы уже почти добрались до дома, когда мое внимание привлек рев мотора – к нам стремительно приближался байк, еще немного, и догонит.

– Позер! – Марина взяла Ваньку за руку, чтоб ненароком на проезжую часть не выскочил.

Холеный, сверкающий хромированными деталями, механический скакун, рисуясь, привстал на дыбы, чтобы нас поприветствовать. Наездник был под стать коню. Высок, хорошо сложен, затянут в черную кожу с обилием металлических заклепок. Мы с Ванькой замерли в восхищении, как туземцы при виде ярких пластиковых бус.

– Лихачить после бессонной ночи – плохая примета, мы, кажется, это уже обсуждали, – произнесла сердитую отповедь Марина за моей спиной.

Наездник снял шлем, и я чуть не ослепла, когда он небрежно тряхнул огненно-рыжей шевелюрой. У него было слишком вытянутое, беспорядочно заляпанное веснушками лицо, и слишком большой нос, на котором сидели очки в тонкой оправе. Его нельзя было назвать красавцем, но я не могла отвести глаз, так и пялилась на наездника, наплевав на правила приличия. Может потому, что сразу разглядела под всем этим антуражем человека доброй души.

– Ну, здравствуй, принцесса, – наездник протянул руку, и я вложила в нее свою ладошку.

Прямо на душе потеплело. Принцессой меня звал папа.

– Ты – Игнат, я про тебя уже слышала, – бодро объявила я.

– Надеюсь, что-то хорошее?

Я пожала плечами, потому что если верить Марине, то Игнат – «обормот» и «горе луковое». Исчерпывающая характеристика, как считаете?

– Покайся, грешник, – Марина подхватила Ваньку на руки.

– А эта юная барышня – Кассиопея, в миру Кася, младшая сестра Захара, – Игнат тоже был неплохо осведомлен. – Приятно познакомиться!

– Любезничать дома будете, – поторопила нас Марина. – Мне Ваньку надо спать укладывать.

На этот раз Марина торжественно объявила, что с обедом справится сама. В этом я даже не сомневалась – ее кипучей энергии с лихвой бы хватило, чтоб накормить целый полк.

Ваня мирно сопел на моей кровати. Мы с Игнатом обосновались на диване в большой комнате с чаем и печеньем, предварительно прослушав лекцию о вреде перекусов в исполнении дипломированного эндокринолога.

– Значит, ты тоже доктор? – решила спросить я, хотя мой собеседник ничем не выказывал своей принадлежности к врачебной касте. От него исходил терпкий аромат мужского парфюма, никаких больничных запахов.

– За что доктора впали в немилость? – Игнат методично размешивал сахар в кружке, позвякивая ложечкой.

Определил по выражению моего лица или Захар ему рассказал?

– Ну, у меня большой список претензий, – увильнула от прямого ответа я.

– Дай угадаю, – заговорщически прошептал Игнат, наклонившись почти к самому моему уху. – Они лечат всех, кто плохо спрятался, у них острозаточенные иголки и скальпели и повелительная манера речи?

– Приблизительно, – я разглядывала чаинки на дне своей кружки, силясь совладать с собой.

«Какое там «приблизительно»! Прямое попадание! Потопил!»

– Знаешь, иногда, чтобы отпустить страх, достаточно о нем кому-нибудь рассказать. Тогда он сдувается и теряет свою значимость. Если соберешься с духом, можешь рассчитывать на мое внимание.

– Ты, часом, не психиатр? – насторожилась я.

– Боже упаси! – Игнат так рассмеялся, что чуть чай не разлил.

– Значит, ты тоже виртуозно машешь скальпелем в рабочее время, как Кирилл? – выдвинула новое предположение я.

– Только при необходимости, – Игнат потянулся за новой печенькой. – Но во внерабочее время я невооружен и неопасен.

– Хотелось бы верить… – я что, сказала это вслух?!

– Ладно, принцесса, сейчас я произнесу пламенную речь в защиту своих соплеменников, а ты просто прими к сведению, – в зеленых глазах Игната за стеклами очков светились теплые искорки. – Тебе не повезло столкнуться с неподобающим отношением, равнодушием или даже жестокостью, и теперь ты судишь обо всех докторах с высоты своего негативного опыта. На самом деле, среди них немало порядочных людей, горячо преданных обожаемой профессии. Твой брат, например.

– Это тонкий намек? – Я уже догадалась, куда ветер дует.

– Это прямая директива, – Игнат положил руку мне на плечо.

– А если я хорошо спрячусь? – я хлопнула ресницами на манер наивной дурочки.

– Всю жизнь прятаться не получится, Касенька. Человеческое тело – инструмент хрупкий, нуждается в уходе.

Игнат допил чай, поставил кружку на журнальный столик рядом с моей, тоже уже пустой.

– Давай лучше о тебе поговорим. Чем ты живешь, чем дышишь?

И не расскажешь ведь в двух словах. Итак, с чего начать…

– Я – школьница, мечтательница и начинающий шаманский практик, – надеюсь, получилось не слишком пафосно.

– Дышишь увлеченно. Считай, что я заинтригован.

Игнат забрался на диван с ногами, подтянул коленки к подбородку, в такой позе он напоминал большого рыжего кузнечика.

– В самом деле? – обрадовалась я. Обычно упоминание о моих увлечениях даже вскользь приводило к реакции вроде «Фу, какая дикость!». Или проникновенной проповеди о вреде магического мышления.

– Все время ждешь подвоха, принцесса? Напрасно. Мой принцип: жизнь прекрасна именно своим разнообразием. Расскажи лучше про современных шаманов.

Я объясняла Игнату, чем базовый шаманизм отличается от традиционного, когда у моего собеседника в кармане зазвонил телефон. Игнат глянул на экран, нахмурился и вышел в коридор, чтобы ответить.

– Извините, труба зовет, – от недавнего расслабленного, улыбающегося Игната не осталось и следа. – Дамы, я вынужден вас покинуть.

Пока Игнат собирался, Марина быстро приготовила для него контейнер с едой.

– Держи, разогреешь потом.

– Будь благословенна, добрая женщина, – Игнат поцеловал ей руку.

Я наблюдала в окно, как он седлает своего боевого коня. Отсалютовал мне? Заметил? Сердце забилось чаще. Я помахала ему в ответ…

– Столкнулся с Игнатом на выходе из подъезда, – это вернулся с работы Захар. – Снова умчался спасать мир, ангел-самоубийца?

– Каждый раз одно и то же, – за раздражением Марина прятала заботу.

– Привет, малявка. Скучала? – брат хотел потрепать меня по волосам, но я вовремя увернулась.

– Считала минуты до твоего возвращения, – ответила я, как подобает хорошей сестре.

Хотя скучать, честно говоря, мне было некогда.

– Что тут у нас – поздний обед или ранний ужин? – Захар приподнял крышку кастрюли.

– Есть принципиальная разница? – Марина сняла фартук. – Мой руки, и прошу к столу. Кирилл уже едет. Закинем Ваньку к бабушке и отправимся бродить по центру. Покажем Касе Томск.

– Я возьму с собой фотоаппарат. И куклу, – идея пришлась мне по душе.

– Кась, ты ведь уже не маленькая! – нахмурился Захар.

«А сам зовет меня «малявкой»! Слухи о женской логике слегка преувеличены…»

– По-твоему, в куклы играют только маленькие девочки? – я бросилась в наступление. – Что за дремучие предрассудки? Между прочим, кукла – это артобъект!

– Жалко тебе, что ли? – встала на мою сторону Марина. Вот она, женская солидарность!

– Шут с вами, – поспешно капитулировал Захар. – Делайте, что хотите…