7.
– Не могу поверить, что я на это согласилась! – патетически объявила я, распахивая дверь подъезда.
читать дальшеДень-то какой чудесный выдался, солнечный. Благостный, как сказала бы мама. Даже чахлые цветочки на клумбе приободрились, предвкушая щедрую порцию тепла и света.
Я не могла ответить солнцу взаимностью – брат вел меня на прививку, как ягненка на заклание.
Захар любезно предоставил мне время для размышлений, но итог был вполне закономерен. Невозможно прожить три месяца без леса, придется пожертвовать целостностью собственной шкуры.
– Садись уже в машину, великомученица. И сотри с лица страдальческое выражение. Ты ведь не с дьяволом сделку заключаешь, это просто прививка.
Смешно брату, представляете? А вот мне не очень. Жаль, все-таки, что я тогда не швырнула в него толкушкой.
– Расслабься и подумай о чем-нибудь приятном, – решил успокоить меня Захар по дороге.
– А иголка очень большая? – мой пытливый ум отказывался играть в эти игры.
– Ага, здоровенная, до позвоночника достанет, – не сдержался Захар.
– До позвоночника? – неприятная догадка прошибла электрическим разрядом. – Куда прививку ставить будут?
– Под лопатку, Касенька.
– Это варварство! – от всей души возмутилась я.
– Выходи, приехали, – Захар остановил машину около двухэтажного здания, беленького, опрятного, явно после свежего ремонта.
Не давая мне опомниться, брат потащил меня за руку во внутренний двор. Здесь все утопало в зелени, ухоженные клумбочки, подстриженные кустарники, побеленные стволы тополей. Но убаюкать мою настороженность идиллической картинкой не получилось.
Мы прошли через санпропускник, хором поздоровались с бабулечкой в форме охранного агентства; бабулечка опустила журнал с кроссвордами, глянула на нас одобрительно. Поднялись на второй этаж, в соматическое отделение (я предпочла бы не знать, что это означает), и наконец подошли к двери с табличкой: «Процедурный кабинет». Одно только это словосочетание вызвало у меня приступ паники, лучше бы его назвали «пыточная» – мне нравится точность определений.
Думаете, я просто истеричка? Фигушки, у меня есть свой травматический опыт, просто я предпочитаю о нем не вспоминать…
Мне было пять лет, когда я попала в детскую больницу с бронхитом. Там все было чужое, опасное, и неприятно пахло. Но самое страшное началось, когда за моей спиной со зловещим скрипом захлопнулась белая дверь процедурного кабинета.
Маму внутрь не пустили, я осталась наедине с раздраженной крикливой медсестрой с холодными руками. От страха я напряглась так, что все мои вены спались, превратившись в тонюсенькие ниточки.
– Не ребенок – сущее наказание! – сокрушалась медсестра, тыкая меня толстой иголкой.
Ковырялась так ретиво, словно вымещала на мне злость за все предыдущие неудавшиеся попытки. Ведь маленькая испуганная девочка сдачи дать не сможет…
Возможно, начни я плакать, все закончилось бы быстрее. Но я молчала, стиснув зубы, как партизан на допросе, и этим лишь сильнее раздражала свою мучительницу. Ах, да, я еще и задыхалась. Собственно, поэтому меня так безжалостно пытали – чтобы поставить катетер и поскорей начать вливать лекарства.
К тому моменту, когда в процедурный кабинет ворвалась мама, встревоженная моим долгим отсутствием, я была похожа на один большой синяк с исколотыми руками и ногами. Увидела родное лицо и зашлась в истерическом плаче. Вздрагивала, всхлипывала, рыдала и свистела – на фоне эмоционального взрыва одышка усилилась. Прибежали врачи, оторвали меня от материнской груди, забрали в реанимацию…
«Не пойду, не пойду, не пойду! Костьми лягу тут, у порога».
Я замерла как вкопанная, впилась Захару в руку – наверное, следы потом останутся.
– Смелее, Касенька, я с тобой, – ласково, как маленькой, улыбнулся мне брат и потянул дверь на себя.
Чтобы переступить порог, мне пришлось собрать все оставшиеся силы.
– Вторая смена, доктор Южный? – приветствовала Захара ехидным вопросом монументальная тетенька в белом халате.
У ее лица были грубоватые черты, да и всю ее как будто высекли из мрамора в натуральную величину. Морщины и седина, облагороженная мелированием, только усиливали эффект.
Я сразу ее узнала. Нет, конечно, не именно ее, а образ. Архетип матерой медсестры. И доктор ей не авторитет, и сам черт не брат.
Модель устаревшая, однако, встречается повсеместно. Процесс коммуникации сводится к коротким окрикам и гневным тирадам, если окрики не эффективны. Безжалостна к чужим слезам. В случае оказания сопротивления может применять грубую силу. Производительность обычно высокая, поэтому на хорошем счету у начальства.
– Сестренку привел на прививку, – спокойно ответил Захар. – Мне Татьяна Михайловна обещала вакцину оставить.
Я повисла на брате, оттягивая его руку к полу. Душевных сил почти не осталось. Захар аккуратно усадил меня на стул, обшитый ободранной клеенкой.
– Ага, нашла, – медсестра достала из холодильника ампулу с вакциной.
– Смотри внимательно: название препарата, срок годности, – она поводила ампулой перед моим носом. Такая же формалистка, как Захар. – Нужно подождать, пока согреется.
Медсестра поставила ампулу на манипуляционный стол, вернулась к своим журналам.
– Ну и чудненько, Касенька пока температуру померяет, – сюсюкаться со мной при постороннем человеке – страшный грех!
Захар взял градусник из стеклянного стаканчика с надписью «чистые термометры», встряхнул, протянул мне. Я машинально сунула градусник под мышку.
– Дайте мне документы девочки, доктор, я ее запишу.
Медсестра уставилась на мой полис, пробежалась глазами по напечатанным строчкам раз, другой, перевела взгляд на Захара.
– Знаете, доктор, по-моему, ваши немного не от мира сего – надо ж было девочку так назвать – Кассиопея! Нет бы Маша там, или Настя, – недовольно покачала головой она, повернулась ко мне. – Как крестили-то тебя? Под каким именем?
– Зачем меня крестить? – мое удивление было действительно искренним. – Я язычница.
«Каждый волен выбирать, во что верить», – так меня учили родители.
– Тьфу ты, нехристь! – медсестра демонстративно перекрестилась. – Понасмотрятся в своих интернетах всякой пакости, так что психушка по ним плачет...
Это потом мне Захар растолковал, что в их отделении медсестры старой закалки не ставят молодых докторов ни в грош, считая дилетантами от медицины. Спорить в таких случаях бесполезно – нарвешься на скандал и наживешь себе злейшего врага. Но тогда я, конечно, на брата обиделась – почему он за меня не заступился?
– И куда записывать прикажете? В журнал вакцинации сотрудников что ли… – продолжая ворчать себе под нос о падении нравов нынешней молодежи, медсестра внесла мои данные в журнал.
Прошло пять минут, а мне показалось, будто минула целая вечность. Вернула Захару градусник. Теплилась еще робкая надежда, что температура окажется повышенной. Но Захара результат измерения вполне удовлетворил.
Медсестра поднялась со своего места.
– Ладно, девонька, сымай футболку, – щелкнули латексные перчатки.
Руки слушались меня плохо, в ушах звенело, во рту пересохло. С третьей попытки мне удалось подцепить край футболки, и стянуть ее через голову. Я осталась стоять в центре кабинета под холодным светом люминесцентных ламп.
Оказывается, не зря я выбрала свой самый-самый целомудренный лиф, закрытый, без кружева.
Медсестра набирала вакцину в шприц, я следила, как медленно опускается поршень. Игла и правда мне показалась огромной.
– Нет, так не пойдет, – медсестра завершила приготовления. – Все снимай, голубушка. Живей давай, некогда мне с тобой возиться. Если брата стесняешься, мы его за дверь отправим.
– Нет, пожалуйста, пускай останется! – взмолилась я, одним движением расправляясь с застежкой лифа.
Подхватила ставшую уже бесполезной деталь гардероба, положила ее поверх футболки. Скрестила руки, прикрывая грудь. Я уже дошла в своем физическом развитии до стадии появления волнующих окружностей. Это был мой секрет, мое откровение, которое я хотела бы уберечь от чужих равнодушных взглядов и рук. Но не вышло…
– Поворачивайся спиной, – скомандовала медсестра.
Я начала дрожать – от страха и от холода. Захар заметил, подошел ближе.
– Обними меня, малявка, давай, смелей.
Мне куда деваться было – прижалась голой грудью к рубашке Захара, испытывая смешанное чувство стыда и облегчения.
– Умница. Постарайся дышать глубже.
Я почувствовала запах спирта и прикосновение мокрой холодной ваты к спине.
– Не отвлекайся, дыши, вдох-выдох, хорошо, – голос Захара помогал мне держаться на плаву. – Теперь вдохни и задержи дыхание.
Я послушно набрала в легкие побольше воздуха, и в этот момент в мою спину воткнулась игла. Короткая вспышка боли обожгла и утихла.
– Выдыхай, малявка, – разрешил Захар.
Я обмякла, навалившись на него всем телом.
Мы так и вышли из процедурного кабинета, обнявшись, как какое-то странное существо с двумя головами и четырьмя ногами. Нет, перед этим я торопливо оделась, но слабость в ногах не проходила, и я снова уцепилась за Захара, не имя сил передвигаться самостоятельно. Разжала свои судорожные объятья лишь в коридоре.
– Теперь уже можно плакать? – спросила я, когда мы отошли на безопасное расстояние, сели на диванчик в холле рядом с раскидистым фикусом.
– Теперь уже можно, – великодушно разрешил Захар.
Дамбу прорвало, поток слез хлынул наружу – как мне вообще удалось сдерживать его столько времени?
– Ты… Вы… несправедливо… никому нет дела…безжалостно…– из моего бормотания сложно было вычленить что-то осмысленное. – Я всегда знала, что все врачи – садисты.
– Чем я провинился? – Захар протянул мне упаковку бумажных платочков.
Поздно – его светлую рубашку украшали мокрые пятна.
– Обрек младшую сестренку на невыносимые страдания, – я с чувством высморкалась, швырнула комок использованных платочков в урну.
– Такие уж невыносимые? – скептически хмыкнул Захар, вложив мне в руку новую упаковку. Заранее подготовился, видимо.
– Ты не учитываешь моральный вред, – я промокнула платочком опухшие от слез глаза.
– Как я могу загладить свою вину? Давай пообедаем в каком-нибудь уютном местечке?
– Этот дешевый трюк оставь для своих поклонниц, – я дернула плечом, сбрасывая с него ладонь брата. – Тебе не удастся меня подкупить.
– Хочешь, я отвезу тебя в большой книжный магазин? – предложил Захар после небольшого раздумья.
– И разрешишь мне надолго зависнуть в отделе эзотерики? – я моментально восстала из мертвых. Подобная возможность не каждый день выпадает.
– Ну, если это послужит компенсацией морального вреда, – мой энтузиазм, похоже, привел Захара в ужас, но брат держался молодцом.
– И купишь мне жуткую антинаучную книжку с картинками, – подвела итог я. – Чего сидим? Поехали скорей!
8.
Утро было не добрым – я еле-еле сползла с кровати. читать дальшеИли даже не утро вовсе – мрачное время перед рассветом, когда любую боль и печаль можно смело умножать на два.
Меня знобило. Место укола под лопаткой распухло и горело так, что невозможно было притронуться. И двигать правой рукой я могла с трудом. Подсвечивая себе фонариком на телефоне, я распотрошила аптечку в поисках заветной капсулы нурофена. Еще была нужна вода, но за ней придется совершить вылазку на кухню. Я медленно и осторожно отворила дверь комнаты, старалась ступать тихо-тихо, чтобы не разбудить Захара. Напрасно старалась – диван брата оказался пустым.
– Не спится, Касенька? – приветствовал меня Захар, стоило мне переступить порог кухни.
Кажется, он ожидал моего появления.
– Водички вот попить захотелось, – я метнулась к холодильнику, укрылась за открытой дверцей. – А ты почему не спишь?
– Книжка интересная, – Захар продемонстрировал мне обложку с пугающими надписями на медицинском языке. – Ты как себя чувствуешь?
– Все отлично, – выпалила я на одном дыхании.
Кухню освещала только настольная лампа. Надеюсь, в темноте брат не заметит моих воспаленных глаз.
– В самом деле? – Захар направил свет лампы в мою сторону, присматриваясь повнимательней. – Подойдите ближе, бандерлоги.
Опустив голову, я сделала пару неуверенных шагов по направлению к столу.
– Ближе, ближе, еще… Посмотри на меня, – брат дотронулся до моего лба. – Да на тебе яичницу жарить можно! Спина очень сильно болит?
– Нет, нисколечко! – поспешно заверила я.
– Врешь, малявка, – Захар поднялся с места. – Разожми кулак.
Красная капсула на бледной ладони была словно капелька крови. Захар открыл кухонный шкафчик, достал из коробки с лекарствами нужный блистер, присовокупил к капсуле маленькую белую таблетку.
– Так, любезная сестрица, давай уточним один момент. Доктор здесь я. И любые вопросы, касающиеся твоего здоровья – моя компетенция. Подпольную аптечку я конфискую. И чтобы больше никаких попыток самолечения. Я должен знать обо всех изменениях твоего самочувствия, даже если тебе они кажутся несущественными. Надеюсь, это понятно?
– Понятно, Захарушка, – демонстративно надула губы я.
Вот она, докторская личина. Ее под добродушной улыбкой не спрячешь, она всегда насквозь просвечивает.
– Пей лекарства и топай в комнату, я скоро приду, – тон его был настолько строгим, что я не посмела ослушаться.
Бухнулась на кровать в ожидании расправы. Нет в этом доме покоя бедной Касеньке!
Захар не заставил себя долго ждать, явился при полном параде – с фонендоскопом на шее и сумкой с медицинской эмблемой в руках. Он сейчас ничем не напоминал моего милого заботливого брата.
– Не приближайся, – нахмурившись, предупредила я.
Отодвинулась подальше, вжалась в изголовье кровати, как затравленный зверек, попавший в ловушку.
– Малявка, ты чего? – изумился Захар. Вряд ли он ожидал от меня подобной реакции. – Клянусь, я с мирными намерениями. Не надо бояться.
– Тогда сними эту страшную штуку с шеи.
– Кась, она не страшная, честное слово, – Захар, тем не менее, послушно убрал фонендоскоп, отодвинул его на безопасное расстояние. Открыл сумку.
– Держи градусник, и давай пока просто поговорим. Вчера я повел себя не очень красиво. Не объяснил тебе заранее, как будет проходить вакцинация, и какими могут быть последствия.
– Знала бы про последствия – ни за что бы не согласилась на эту авантюру, – заверила я.
– Ой, ли? – Захар бросил взгляд на часы. – А как же лес, речка, палатки, приключения? На второй чаше весов всего лишь легкое недомогание, которое пройдет через пару дней.
«Легко рассуждать про чужое недомогание, когда сам бодр и свеж», – тут же пришло понимание, что за окном ночь, и я даже посочувствовала брату, который из-за возни со мной не успел выспаться перед работой. Но все равно держалась настороженно и соблюдала дистанцию.
– Значит, план у нас следующий, – принялся тем временем растолковывать мне Захар, – сначала я послушаю твое сердце и легкие вот этой абсолютно не страшной штукой.
Брат подтолкнул фонендоскоп поближе ко мне.
Злые люди в белых халатах использовали эту штуку в своих варварских ритуалах, и при этом называли мою маму ведьмой, а меня – истеричкой! Сколько лет прошло, а воспоминания – как картинки в книжке со страшными сказками. Ладно, признаю, мое воображение все слегка приукрасило. В реальности у них не было уродливых масок со звериными оскалами и амулетов из зубов тигра. И костер подо мной они не разводили. Но мне все равно было страшно. И больно.
– Можешь потрогать, – прервал мои мрачные размышления Захар. – Током не бьет, смертоносными лучами не стреляет.
Поколебавшись, я все-таки протянула руку, боязливо прикоснулась к синей резиновой трубке, провела пальцем по ободку блестящей головки. С детьми такой фокус наверняка сработал бы, но мой печальный опыт подсказывал, что ни один медицинский инструмент не может считаться безопасным.
– Еще посмотрю на место укола и проверю лимфоузлы, – голос Захара доносился до меня как будто издалека. – И в горло твое загляну, чтоб знать наверняка, что это не начало заболевания.
– И никаких иголок? – мне нужны были гарантии.
– И никаких иголок, – с готовностью согласился брат. – Я просто посмотрю, позволишь?
– А если температура окажется слишком высокой? – моя тревога не утихала.
– Ты уже выпила нурофен, – терпению Захара можно было позавидовать. – До нормы он температуру не снизит, но до нормы тебе и не надо. Придется немного пострадать во имя благой цели. Кстати, давай сюда градусник.
– Жить буду? – на всякий случай уточнила я.
– 37,9, – Захар убрал градусник в футляр. – Реактогенная ты моя!
– Это такое изощренное ругательство? – я еще не успела привыкнуть к медицинскому жаргону.
– Это комплимент вроде бы. Ода твоей иммунной системе, – фонендоскоп вновь оказался у брата на шее. – Давай, раздевайся.
– Опять? – я до последнего надеялась, что неприятная участь меня минует.
– Опять, Касенька, что ж поделаешь. Я понимаю, конечно, что девочкам в твоем возрасте свойственно смущаться, но мне правда нужно убедиться, что с тобой все в порядке.
Убедиться нужно ему, а раздеваться придется мне. Что за вселенская несправедливость? Не вовремя вспомнила к тому же, что под туникой на мне только трусы. Дурацкие девчачьи трусы с покемонами – у каждого свои слабости.
А еще выяснилось, что снять тунику, пользуясь только левой рукой – задача почти не выполнимая. При условии, что любое движение правой отдает болью по позвоночнику.
– Погоди, не суетись, – Захар пришел мне на помощь. – Потерпи немножко, сейчас освобожу твою руку. Вот так, отлично. Повернись.
Осторожно надавливая подушечками пальцев, Захар тщательно исследовал болезненную область под моей лопаткой.
– Все очень плохо, да? – сосредоточенное молчание брата я приняла за смертельный приговор.
– Все отлично, – Захар взял меня за плечи, повернул обратно к себе лицом. – Воспалительных изменений не наблюдается.
Его пальцы тем временем уже пустились в путешествие по моей шее, начиная от угла нижней челюсти. Трогали, изучали. Я замерла, прикусив губу, настороженно ожидала чего-то стыдного или мучительного, боялась лишний раз вздохнуть. В комнате было тепло, но я все равно озябла, и кончики пальцев на руках неприятно покалывало.
– Отомри, малявочка, доверься мне, я не обижу, – попросил Захар почти жалобно.
Его ладони накрыли мои пальцы, успевшие превратиться в ледышки, ласково растирали, согревая.
Я выдохнула с облегчением, и тогда Захар отпустил мои руки, и, снова вернувшись к шее, стал легонько поглаживать затвердевшие до каменного состояния мышцы.
– Дыши, дыши, девочка, успокаивайся. Ни о чем не думай, закрой глаза и дыши, – брат массировал мне шею и плечи, уделяя особенное внимание плотным комочкам – сгусткам напряжения.
И, сама того не замечая, я постепенно сдалась на его милость, растворившись в трогательной заботе. Как ни силен был страх, поселившийся много лет назад в моей душе, эту битву он проиграл.
– Только не засыпай, – предупредил Захар, – я еще осмотр не закончил.
– Может, не надо? – мне не терпелось поскорей одеться и нырнуть под одеяло.
– Извини, давно мечтал познакомиться с тобой поближе, – Захар подышал на мембрану фонендоскопа, чтобы согреть, и прижал ее к моей груди.
– Не смешно, – я вздрогнула и инстинктивно подалась назад.
– Стой смирно, – Захар придержал меня за спину. Передвинул головку фонендоскопа в новое положение. – Шумишь, красавица. Шум наверняка функциональный, но я все равно назначу дополнительное обследование.
– Кто бы сомневался, – язвительно прокомментировала я.
– Границы сердца не расширены, – Захару мало было просто слушать, обязательно требовалось трогать руками и даже выстукивать.
Мне оставалось только терпеть, смиренно дожидаясь окончания осмотра.
– Давай-ка снова спинкой ко мне. И дыши глубже, не халтурь.
Немало увлеченных людей довелось мне повидать в жизни, но Захар их всех превзошел. Своей ненаглядной медицине он был верен до последнего вздоха, у него даже глаза светились по-особенному, да что там глаза, он словно сам светился, и очарованная этой фантастической метаморфозой, я готова была разрешить ему делать со мной что угодно.
Даже рот открыла безропотно, и позволила надавить на язык деревянным шпателем. Лишь бы братец удовлетворил свое врачебное любопытство в полной мере. Так и не поняла, что это было – гипноз или временное помешательство.
– Ну вот и все, малявка, – Захар убрал фонендоскоп в сумку. – Зря панику наводила.
– Может и не зря, – философски пожала плечами я, вспомнив про обещанное обследование. – Осторожность никому еще не вредила.
– Как раз об этом. Вечером еще Кирилл твою спину посмотрит, чтобы уж наверняка.
– Никаких «наверняка»! – надевать тунику было легче, чем снимать, видимо, таблетки начали действовать. – Хватит с меня впечатлений.
– Я предпочитаю в таких случаях получить консультацию хирурга, – Захар зевнул, ему тоже не мешало бы отдохнуть. – Но воля твоя. Можем поехать в травмпункт, посидеть пару часов в очереди.
– Вечно ты загоняешь меня в угол, – немного повозившись на кровати, я нашла наконец-то удобное положение.
– Остынь, малявка, я всегда оставляю за тобой право выбора, – Захар поправил мне одеяло. – Не понимаю, чем ты недовольна...
9.
Просыпаться от стука в дверь, похоже, стало уже традицией.
читать дальше– Ты не Марина, – растерянно пробормотала я.
– Тонкое наблюдение, – рассмеялся Игнат. – Можно войти?
– Входи, – я украдкой глянула в зеркало. Торопливо пригладила ладонью растрепанные волосы.
– Какими судьбами?
– Марина повезла родителей на дачу. А у меня как раз свободный день. Так что я вызвался добровольцем. Или ты не рада?
Я была рада едва ли не до помрачения рассудка, но пыталась свои эмоции наружу не выплескивать.
– Марина велела обязательно тебя накормить, – Игнат продемонстрировал мне бумажный пакет с фирменным логотипом сети быстрого питания. – У меня есть куриные ножки. И картошка по-деревенски. И сырный соус. Годится?
–Ты мой герой! – возликовала я. – Поставлю чайник.
– Сначала градусник себе поставь, – Игнат отнес еду на кухню, вернулся в комнату.
Долго искать градусник не пришлось – Захар предусмотрительно оставил его на журнальном столике.
– Ой, да не парься! Я уже как новенькая.
Я нисколечко не преувеличивала – сон пошел мне на пользу, я была бодра, весела и полна деятельной энергии. Спина немного побаливала, разве что. И слабость до конца не отпустила.
– Принцесса, я вообще-то тоже доктор, – улыбнувшись, напомнил Игнат.
Я тяжко вздохнула. Несправедливо даже, такой хороший человек – и доктор!
– Держи градусник, – продолжал настаивать Игнат. – А я пока чайник включу. Как раз закипеть успеет.
– Да-да, – я показала язык его удаляющейся спине.
– Между прочим, Захар понял, что тащить тебя в больницу было отвратительной идеей – дверь кухни снова хлопнула. – Так что следующую вакцинацию получишь в надежном частном центре.
– Какую вакцинацию? – я почувствовала пустоту под ложечкой. – Захар не сказал мне, что понадобится еще один укол.
– Чую, зря я проболтался, принцесса, – Игнат присел рядышком со мной на диван. – Но ты не волнуйся, гарантирую королевский сервис, и вакцина другая будет, не такая ядреная. А потом, это же не завтра, через месяц только.
Мучайся теперь целый месяц в предвкушении удовольствия! Видимо, брат щадил мою психику, не посвящая в свои злодейские планы. Интересно, мне удастся вернуться домой живой?
– 37, 4. Точно хорошо себя чувствуешь? – Игнат отобрал у меня запищавший градусник. – Давай, я сам чай сделаю?
– Ты гость, верно? Так что просто наслаждайся моим радушием, – категорично объявила я.
Холодильник Захара больше не был похож на последнее пристанище мыши, решившей свести счеты с жизнью. Теперь в нем хранились ингредиенты для моих кулинарных зелий.
Я обдала кипятком старый заварник с пошлыми розочками (интересно, откуда он у Захара?), бросила в него горсть мороженой облепихи. Тонкими кружочками нарезала имбирный корешок, натерла цедру апельсина. Подумав, добавила пару листиков мяты.
– Теперь горячая вода и щепотка магии, – немного демонстративных пассов руками.
– Секретное заклинание? – оживился Игнат.
– Еда хороша, когда приправлена любовью, – я бросила в заварник несколько ложек сахара, укутала его полотенцем.
Потянулась на носочках, чтобы достать из шкафа чашки, но тут же ойкнула от резкой боли, прострелившей спину.
– Полегче, принцесса. Сложные акробатические номера тебе пока противопоказаны, – всего один шаг – и Игнат оказался рядом со мной. Все-таки теснота кухни – не всегда ее недостаток.
– Забавно, Захар обещал путь к свободе, а сам мне крылья подрезал.
– Ну, уж «подрезал»! Немножко покопался в настройках системы безопасности, выражаясь твоим образным языком. Не сопротивляйся, позволь телу приспособиться к изменениям.
Прямолинейная врачебная логика, с которой не поспоришь.
– Теперь ты меня пугаешь, – искренне призналась я.
– Весьма прискорбно, потому что я планирую уговорить тебя показать мне спину. Я хочу убедиться, что из нее не торчат обрубки отрезанных крыльев.
Бессовестный манипулятор, но я была почти согласна на эту манипуляцию повестись. Возможно, Игнату удастся даже пришить мои крылья обратно.
– Захар сказал, что все в порядке, – жалкая попытка оказать сопротивление.
– Больше восьми часов назад. Знаешь, что такое непрерывное медицинское наблюдение?
– Это когда вечером еще Кирилл посмотрит, – насупившись, я вспомнила предупреждение Захара.
– Умница, – Игнат похвалил меня, словно собачку, выучившую новый трюк. – Кирилла, кстати, можно не бояться. Он самый добрый доктор на свете, даром что хирург.
Игнат открыл дверцу подвесного кухонного шкафа – обзор у него был отличный, рост позволял. Выбрал две маленькие изящные чашечки с золотым ободком, видимо, они прятались за толпой разномастных кружек, из которых мы обычно пили чай. Передал чашечки мне – снова эти нелепые розочки, хммм… У нашей бабушки такого сервиза точно не было.
– А тебя? – я поставила чашки в раковину, включила воду. – Тебя мне нужно бояться?
– Всему свое время принцесса. Пока я всего лишь хищно нацелился на твою спину.
«Всего лишь», – мне ведь так и не хватило духа спросить у Игната напрямик, какой именно он доктор. А вдруг он окажется стоматологом, или, что еще ужасней, гинекологом?
Гинекологи неизменно возглавляли мой рейтинг самых страшных врачей, хотя лично с ними контактировать мне пока не доводилось. Но эмоциональных рассказов менее везучих подруг хватало с лихвой. Ладно бы, эти изверги причиняли только физические страдания, нет, им нужно было заодно унизить, обсмеять, обвинить во всех смертных грехах. Нетушки, буду оттягивать неприятную повинность до последнего…
– Что такое, принцесса? – обеспокоился Игнат. – Не бойся, я не маньяк, я просто придуриваюсь. Сейчас спину твою посмотрим, и будем пить чай.
– Смирись, Касенька, твоим веселеньким трусам суждено сегодня стать достоянием общественности, – я что, опять размышляю вслух?
– Интригующая ремарка!
Я позволила задрать на себе тунику, обнажив спину. Чуткие пальцы Игната тут же оказались в эпицентре болевых ощущений – короткие отрывистые надавливания, наугад по минному полю.
– Вот здесь болит, Касенька? – рука Игната сместилась ниже, пальцы нащупали плотный шарик в подмышечной впадине, потом еще один.
Подтверждением ему послужил мой жалобный писк.
– Извини, принцесса, я не нарочно. Мы тут имеем реактивное воспаление лимфоузлов. Неприятно, но предсказуемо. И скоро пройдет. Отличные, кстати, трусы – хлопковые, и фасон что надо, одобряю.
– И давно ты стал экспертом по женскому белью? – насторожилась я, поправляя тунику.
– Я думаю, все мужчины в душе немножечко эксперты, ведь милые девушки стараются для них, для кого иначе все эти ухищрения, кружева и сеточки провокационные и экстравагантные модели из серии «две ниточки и бантик»? Но я за торжество здравого смысла, а финтифлюшки только по особым случаям.
А вот и нравоучения подъехали. Опошлить любую романтику жизненными реалиями – так по-докторски! Я спряталась от неловкости момента, сунув нос в пакет с едой. Аромат куриных ножек действовал на мои обонятельные рецепторы возбуждающе. Даже в животе заурчало.
– Конечно, не целебный бульон, но уж чем богаты, – Игнат подвинул мне табуретку.
– Лапы прочь от святыни! – я извлекла на свет божий заветную картонную коробочку, твердо намереваясь предаться чревоугодию. – Марине ведь не обязательно знать?
– Считай меня соучастником, – Игнат обмакнул картофельную дольку в соус. – Улики мы уничтожим.
– Только если ты не сбежишь опять, как Золушка, оставив мне на память кроссовок, – я припомнила нашу прошлую встречу.
– Не исключаю такой возможности, – Игнат предпочел не тешить меня напрасными надеждами. – Но на кроссовок не рассчитывай – он мне самому нужен. Лучше я тебе номер своего телефона оставлю. Сможешь звонить или писать в любое время. У нас с друзьями такой негласный уговор.
Он причислял меня к кругу своих друзей, и мне это льстило. Мой телефон остался в комнате. Облизав пальцы, я под диктовку нацарапала номер Игната карандашом на блоке для записей, который Захар забыл убрать со стола. Оторвала страничку, спрятала в карман туники.
– Думаешь, чай уже настоялся?
– Убеждена, – изящные чашечки с розами среди пустых коробок и обглоданных костей смотрелись нелепо, словно барышни в кринолинах на суровой байкерской тусовке. Но я была непривередлива, да и Игнат вроде тоже не кулинарный критик.
– Секретное заклинание сработало, – отхлебнув из чашечки, констатировал Игнат.
Может быть, я поспешила с выводами?
– Сахару достаточно? В оригинальном рецепте был мед, но с ним у меня отношения как-то не сложились.
– Принцесс обучают дипломатии? – улыбнулся Игнат. – Я мед с детства не перевариваю. От одного запаха воротит.
– Надеюсь, это самое мрачное твое детское воспоминание.
Свое детство я по праву считала безоблачным. Держалась от страхов на почтительном расстоянии, благо, здоровье позволяло. Захар, сам того не желая, заставил темных духов прошлого пробудиться. И теперь они следовали за мной по пятам, гнусно хихикая, дышали в спину. Выжидали удобного момента. Я тряхнула головой, пытаясь прогнать наваждение.
– Каким, по-твоему, должно быть детство единственного наследника врачебной династии? – Игнат все-таки плюхнул в кружку еще сахара, вот же сластена! – На меня возлагалось слишком много надежд, и каждую я был обязан оправдать.
– Значит, стать доктором – не твое добровольное решение? Тебя родители вынудили?
– Понимаешь ли, принцесса, в детстве я мечтал быть супергероем. А потом вырос и вдруг понял, что для этого вовсе не обязательно носить нелепый карнавальный костюм и бить морды злодеям. Спасать мир можно более элегантными способами. Медицина – один из них.
– Элегантней только слон в посудной лавке, – я не была в состоянии разделить воодушевление Игната.
– Ладно, признаю, в семье не без урода, – вздохнул тот. – Многие медсестры злоупотребляют властью, потакая своим скрытым садистским наклонностям. Многие врачи строят из себя суровых доминантов или непогрешимых богов. Факт прискорбный, но я убежден, что мы можем изменить текущее положение дел. Собственно говоря, оно уже меняется, медленно, неохотно, но неуклонно.
– Слишком неохотно, как по мне.
Конечно, есть частные клиники, стены которых никогда не слышали детских слез, но они – одинокие острова в море боли и равнодушия.
– Не серчай на меня, Касенька, – Игнат чутким камертоном уловил мое мрачное настроение, – но я устроил Захару допрос с пристрастием, и узнал поподробнее о причине твоих страхов. Не думай, будто я собираюсь пытать тебя сейчас расспросами, я правда хочу помочь, но пока не знаю, как. На работу с психологом ты вряд ли согласишься.
– Исключено, – выворачивать наизнанку душу перед незнакомым человеком? Нет уж, увольте.
– Тогда остается старая добрая дружеская беседа. Напоминаю, я умею слушать.
«Упорный, черт бы его побрал!»
Каким-то непостижимым образом Игнат располагал к себе. Он был безгранично терпелив и общался со мной на равных. Между нами словно протянулись невидимые ниточки, от одной души к другой. С ним хотелось откровенничать.
– Они грозились забрать меня в детдом, – слова полились из меня сами собой. – Потому что у меня не было прививок, и моя карточка в поликлинике представляла из себя тоненькую тетрадку с единственным документом – выпиской из роддома. Я до пяти лет практически не болела – банальные сопли не в счет, и моя мама считала, что таскать здорового ребенка в поликлинику – величайшая глупость. Врачи обладали властью отнять меня у мамы и поместить в реанимацию. Их угрозы казались мне вполне реальными.
– Хотя, по сути, это было сделано ради твоего блага.
– Но обставлено было с такой нелюбовью, что я никак не могла понять: за что меня наказывают? И постепенно пришла к выводу, что дело во мне.
– Бедная девочка! Ты взвалила на себя вину за чужую душевную нечуткость и тащишь этот тяжкий груз уже столько лет. Я-то наивно полагал, что все дело в боязни иголок.
– Ну, и в иголках тоже, – неохотно призналась я.
– Ладно, об иголках позже, – Игнат решил больше не бередить мне душу. – Знаю, у тебя богатое воображение. Представь вину, как огромный камень. Вооот такую каменюку, гранитную глыбу. Представила? А теперь бросай! Можешь прямо на головы тем отвратительным персонажам из прошлого. Пускай побегают, поволнуются.
– Это не этично!
– А разве этично было запугивать маленькую беззащитную девочку? – Игнат воодушевлялся все больше и больше, куда только подевалось все его человеколюбие. – Запомни, Кася, ты теперь большая, ты сильная, у тебя есть друзья, которые не дадут тебя в обиду.
«А и в самом деле!» – терять мне было нечего. – «Нате вам, получайте!»
Тени бросились врассыпную, сверкая пятками. Почему-то у этой победы был привкус горечи.
– Принцесса, можно мне тебя обнять? – голос Игната звучал откуда-то издалека.
Меня не нужно было долго упрашивать – я смело шагнула ему навстречу. Игнат укутал меня своей теплой аурой. Я разнежилась в его объятиях, теряя остатки самоконтроля. Прижавшись ухом к груди Игната, я слушала, как спокойно, размеренно бьется его сердце – примерно раза в два реже моего собственного.
– Святые печенюшки! – встрепенулся внезапно Игнат. – Сейчас же Захар с работы явится. И воздастся нам сполна за наши гастрономические прегрешения.
С сожалением оторвавшись друг от друга, мы принялись наводить порядок на кухне.
– Не могу поверить, что я на это согласилась! – патетически объявила я, распахивая дверь подъезда.
читать дальшеДень-то какой чудесный выдался, солнечный. Благостный, как сказала бы мама. Даже чахлые цветочки на клумбе приободрились, предвкушая щедрую порцию тепла и света.
Я не могла ответить солнцу взаимностью – брат вел меня на прививку, как ягненка на заклание.
Захар любезно предоставил мне время для размышлений, но итог был вполне закономерен. Невозможно прожить три месяца без леса, придется пожертвовать целостностью собственной шкуры.
– Садись уже в машину, великомученица. И сотри с лица страдальческое выражение. Ты ведь не с дьяволом сделку заключаешь, это просто прививка.
Смешно брату, представляете? А вот мне не очень. Жаль, все-таки, что я тогда не швырнула в него толкушкой.
– Расслабься и подумай о чем-нибудь приятном, – решил успокоить меня Захар по дороге.
– А иголка очень большая? – мой пытливый ум отказывался играть в эти игры.
– Ага, здоровенная, до позвоночника достанет, – не сдержался Захар.
– До позвоночника? – неприятная догадка прошибла электрическим разрядом. – Куда прививку ставить будут?
– Под лопатку, Касенька.
– Это варварство! – от всей души возмутилась я.
– Выходи, приехали, – Захар остановил машину около двухэтажного здания, беленького, опрятного, явно после свежего ремонта.
Не давая мне опомниться, брат потащил меня за руку во внутренний двор. Здесь все утопало в зелени, ухоженные клумбочки, подстриженные кустарники, побеленные стволы тополей. Но убаюкать мою настороженность идиллической картинкой не получилось.
Мы прошли через санпропускник, хором поздоровались с бабулечкой в форме охранного агентства; бабулечка опустила журнал с кроссвордами, глянула на нас одобрительно. Поднялись на второй этаж, в соматическое отделение (я предпочла бы не знать, что это означает), и наконец подошли к двери с табличкой: «Процедурный кабинет». Одно только это словосочетание вызвало у меня приступ паники, лучше бы его назвали «пыточная» – мне нравится точность определений.
Думаете, я просто истеричка? Фигушки, у меня есть свой травматический опыт, просто я предпочитаю о нем не вспоминать…
Мне было пять лет, когда я попала в детскую больницу с бронхитом. Там все было чужое, опасное, и неприятно пахло. Но самое страшное началось, когда за моей спиной со зловещим скрипом захлопнулась белая дверь процедурного кабинета.
Маму внутрь не пустили, я осталась наедине с раздраженной крикливой медсестрой с холодными руками. От страха я напряглась так, что все мои вены спались, превратившись в тонюсенькие ниточки.
– Не ребенок – сущее наказание! – сокрушалась медсестра, тыкая меня толстой иголкой.
Ковырялась так ретиво, словно вымещала на мне злость за все предыдущие неудавшиеся попытки. Ведь маленькая испуганная девочка сдачи дать не сможет…
Возможно, начни я плакать, все закончилось бы быстрее. Но я молчала, стиснув зубы, как партизан на допросе, и этим лишь сильнее раздражала свою мучительницу. Ах, да, я еще и задыхалась. Собственно, поэтому меня так безжалостно пытали – чтобы поставить катетер и поскорей начать вливать лекарства.
К тому моменту, когда в процедурный кабинет ворвалась мама, встревоженная моим долгим отсутствием, я была похожа на один большой синяк с исколотыми руками и ногами. Увидела родное лицо и зашлась в истерическом плаче. Вздрагивала, всхлипывала, рыдала и свистела – на фоне эмоционального взрыва одышка усилилась. Прибежали врачи, оторвали меня от материнской груди, забрали в реанимацию…
«Не пойду, не пойду, не пойду! Костьми лягу тут, у порога».
Я замерла как вкопанная, впилась Захару в руку – наверное, следы потом останутся.
– Смелее, Касенька, я с тобой, – ласково, как маленькой, улыбнулся мне брат и потянул дверь на себя.
Чтобы переступить порог, мне пришлось собрать все оставшиеся силы.
– Вторая смена, доктор Южный? – приветствовала Захара ехидным вопросом монументальная тетенька в белом халате.
У ее лица были грубоватые черты, да и всю ее как будто высекли из мрамора в натуральную величину. Морщины и седина, облагороженная мелированием, только усиливали эффект.
Я сразу ее узнала. Нет, конечно, не именно ее, а образ. Архетип матерой медсестры. И доктор ей не авторитет, и сам черт не брат.
Модель устаревшая, однако, встречается повсеместно. Процесс коммуникации сводится к коротким окрикам и гневным тирадам, если окрики не эффективны. Безжалостна к чужим слезам. В случае оказания сопротивления может применять грубую силу. Производительность обычно высокая, поэтому на хорошем счету у начальства.
– Сестренку привел на прививку, – спокойно ответил Захар. – Мне Татьяна Михайловна обещала вакцину оставить.
Я повисла на брате, оттягивая его руку к полу. Душевных сил почти не осталось. Захар аккуратно усадил меня на стул, обшитый ободранной клеенкой.
– Ага, нашла, – медсестра достала из холодильника ампулу с вакциной.
– Смотри внимательно: название препарата, срок годности, – она поводила ампулой перед моим носом. Такая же формалистка, как Захар. – Нужно подождать, пока согреется.
Медсестра поставила ампулу на манипуляционный стол, вернулась к своим журналам.
– Ну и чудненько, Касенька пока температуру померяет, – сюсюкаться со мной при постороннем человеке – страшный грех!
Захар взял градусник из стеклянного стаканчика с надписью «чистые термометры», встряхнул, протянул мне. Я машинально сунула градусник под мышку.
– Дайте мне документы девочки, доктор, я ее запишу.
Медсестра уставилась на мой полис, пробежалась глазами по напечатанным строчкам раз, другой, перевела взгляд на Захара.
– Знаете, доктор, по-моему, ваши немного не от мира сего – надо ж было девочку так назвать – Кассиопея! Нет бы Маша там, или Настя, – недовольно покачала головой она, повернулась ко мне. – Как крестили-то тебя? Под каким именем?
– Зачем меня крестить? – мое удивление было действительно искренним. – Я язычница.
«Каждый волен выбирать, во что верить», – так меня учили родители.
– Тьфу ты, нехристь! – медсестра демонстративно перекрестилась. – Понасмотрятся в своих интернетах всякой пакости, так что психушка по ним плачет...
Это потом мне Захар растолковал, что в их отделении медсестры старой закалки не ставят молодых докторов ни в грош, считая дилетантами от медицины. Спорить в таких случаях бесполезно – нарвешься на скандал и наживешь себе злейшего врага. Но тогда я, конечно, на брата обиделась – почему он за меня не заступился?
– И куда записывать прикажете? В журнал вакцинации сотрудников что ли… – продолжая ворчать себе под нос о падении нравов нынешней молодежи, медсестра внесла мои данные в журнал.
Прошло пять минут, а мне показалось, будто минула целая вечность. Вернула Захару градусник. Теплилась еще робкая надежда, что температура окажется повышенной. Но Захара результат измерения вполне удовлетворил.
Медсестра поднялась со своего места.
– Ладно, девонька, сымай футболку, – щелкнули латексные перчатки.
Руки слушались меня плохо, в ушах звенело, во рту пересохло. С третьей попытки мне удалось подцепить край футболки, и стянуть ее через голову. Я осталась стоять в центре кабинета под холодным светом люминесцентных ламп.
Оказывается, не зря я выбрала свой самый-самый целомудренный лиф, закрытый, без кружева.
Медсестра набирала вакцину в шприц, я следила, как медленно опускается поршень. Игла и правда мне показалась огромной.
– Нет, так не пойдет, – медсестра завершила приготовления. – Все снимай, голубушка. Живей давай, некогда мне с тобой возиться. Если брата стесняешься, мы его за дверь отправим.
– Нет, пожалуйста, пускай останется! – взмолилась я, одним движением расправляясь с застежкой лифа.
Подхватила ставшую уже бесполезной деталь гардероба, положила ее поверх футболки. Скрестила руки, прикрывая грудь. Я уже дошла в своем физическом развитии до стадии появления волнующих окружностей. Это был мой секрет, мое откровение, которое я хотела бы уберечь от чужих равнодушных взглядов и рук. Но не вышло…
– Поворачивайся спиной, – скомандовала медсестра.
Я начала дрожать – от страха и от холода. Захар заметил, подошел ближе.
– Обними меня, малявка, давай, смелей.
Мне куда деваться было – прижалась голой грудью к рубашке Захара, испытывая смешанное чувство стыда и облегчения.
– Умница. Постарайся дышать глубже.
Я почувствовала запах спирта и прикосновение мокрой холодной ваты к спине.
– Не отвлекайся, дыши, вдох-выдох, хорошо, – голос Захара помогал мне держаться на плаву. – Теперь вдохни и задержи дыхание.
Я послушно набрала в легкие побольше воздуха, и в этот момент в мою спину воткнулась игла. Короткая вспышка боли обожгла и утихла.
– Выдыхай, малявка, – разрешил Захар.
Я обмякла, навалившись на него всем телом.
Мы так и вышли из процедурного кабинета, обнявшись, как какое-то странное существо с двумя головами и четырьмя ногами. Нет, перед этим я торопливо оделась, но слабость в ногах не проходила, и я снова уцепилась за Захара, не имя сил передвигаться самостоятельно. Разжала свои судорожные объятья лишь в коридоре.
– Теперь уже можно плакать? – спросила я, когда мы отошли на безопасное расстояние, сели на диванчик в холле рядом с раскидистым фикусом.
– Теперь уже можно, – великодушно разрешил Захар.
Дамбу прорвало, поток слез хлынул наружу – как мне вообще удалось сдерживать его столько времени?
– Ты… Вы… несправедливо… никому нет дела…безжалостно…– из моего бормотания сложно было вычленить что-то осмысленное. – Я всегда знала, что все врачи – садисты.
– Чем я провинился? – Захар протянул мне упаковку бумажных платочков.
Поздно – его светлую рубашку украшали мокрые пятна.
– Обрек младшую сестренку на невыносимые страдания, – я с чувством высморкалась, швырнула комок использованных платочков в урну.
– Такие уж невыносимые? – скептически хмыкнул Захар, вложив мне в руку новую упаковку. Заранее подготовился, видимо.
– Ты не учитываешь моральный вред, – я промокнула платочком опухшие от слез глаза.
– Как я могу загладить свою вину? Давай пообедаем в каком-нибудь уютном местечке?
– Этот дешевый трюк оставь для своих поклонниц, – я дернула плечом, сбрасывая с него ладонь брата. – Тебе не удастся меня подкупить.
– Хочешь, я отвезу тебя в большой книжный магазин? – предложил Захар после небольшого раздумья.
– И разрешишь мне надолго зависнуть в отделе эзотерики? – я моментально восстала из мертвых. Подобная возможность не каждый день выпадает.
– Ну, если это послужит компенсацией морального вреда, – мой энтузиазм, похоже, привел Захара в ужас, но брат держался молодцом.
– И купишь мне жуткую антинаучную книжку с картинками, – подвела итог я. – Чего сидим? Поехали скорей!
8.
Утро было не добрым – я еле-еле сползла с кровати. читать дальшеИли даже не утро вовсе – мрачное время перед рассветом, когда любую боль и печаль можно смело умножать на два.
Меня знобило. Место укола под лопаткой распухло и горело так, что невозможно было притронуться. И двигать правой рукой я могла с трудом. Подсвечивая себе фонариком на телефоне, я распотрошила аптечку в поисках заветной капсулы нурофена. Еще была нужна вода, но за ней придется совершить вылазку на кухню. Я медленно и осторожно отворила дверь комнаты, старалась ступать тихо-тихо, чтобы не разбудить Захара. Напрасно старалась – диван брата оказался пустым.
– Не спится, Касенька? – приветствовал меня Захар, стоило мне переступить порог кухни.
Кажется, он ожидал моего появления.
– Водички вот попить захотелось, – я метнулась к холодильнику, укрылась за открытой дверцей. – А ты почему не спишь?
– Книжка интересная, – Захар продемонстрировал мне обложку с пугающими надписями на медицинском языке. – Ты как себя чувствуешь?
– Все отлично, – выпалила я на одном дыхании.
Кухню освещала только настольная лампа. Надеюсь, в темноте брат не заметит моих воспаленных глаз.
– В самом деле? – Захар направил свет лампы в мою сторону, присматриваясь повнимательней. – Подойдите ближе, бандерлоги.
Опустив голову, я сделала пару неуверенных шагов по направлению к столу.
– Ближе, ближе, еще… Посмотри на меня, – брат дотронулся до моего лба. – Да на тебе яичницу жарить можно! Спина очень сильно болит?
– Нет, нисколечко! – поспешно заверила я.
– Врешь, малявка, – Захар поднялся с места. – Разожми кулак.
Красная капсула на бледной ладони была словно капелька крови. Захар открыл кухонный шкафчик, достал из коробки с лекарствами нужный блистер, присовокупил к капсуле маленькую белую таблетку.
– Так, любезная сестрица, давай уточним один момент. Доктор здесь я. И любые вопросы, касающиеся твоего здоровья – моя компетенция. Подпольную аптечку я конфискую. И чтобы больше никаких попыток самолечения. Я должен знать обо всех изменениях твоего самочувствия, даже если тебе они кажутся несущественными. Надеюсь, это понятно?
– Понятно, Захарушка, – демонстративно надула губы я.
Вот она, докторская личина. Ее под добродушной улыбкой не спрячешь, она всегда насквозь просвечивает.
– Пей лекарства и топай в комнату, я скоро приду, – тон его был настолько строгим, что я не посмела ослушаться.
Бухнулась на кровать в ожидании расправы. Нет в этом доме покоя бедной Касеньке!
Захар не заставил себя долго ждать, явился при полном параде – с фонендоскопом на шее и сумкой с медицинской эмблемой в руках. Он сейчас ничем не напоминал моего милого заботливого брата.
– Не приближайся, – нахмурившись, предупредила я.
Отодвинулась подальше, вжалась в изголовье кровати, как затравленный зверек, попавший в ловушку.
– Малявка, ты чего? – изумился Захар. Вряд ли он ожидал от меня подобной реакции. – Клянусь, я с мирными намерениями. Не надо бояться.
– Тогда сними эту страшную штуку с шеи.
– Кась, она не страшная, честное слово, – Захар, тем не менее, послушно убрал фонендоскоп, отодвинул его на безопасное расстояние. Открыл сумку.
– Держи градусник, и давай пока просто поговорим. Вчера я повел себя не очень красиво. Не объяснил тебе заранее, как будет проходить вакцинация, и какими могут быть последствия.
– Знала бы про последствия – ни за что бы не согласилась на эту авантюру, – заверила я.
– Ой, ли? – Захар бросил взгляд на часы. – А как же лес, речка, палатки, приключения? На второй чаше весов всего лишь легкое недомогание, которое пройдет через пару дней.
«Легко рассуждать про чужое недомогание, когда сам бодр и свеж», – тут же пришло понимание, что за окном ночь, и я даже посочувствовала брату, который из-за возни со мной не успел выспаться перед работой. Но все равно держалась настороженно и соблюдала дистанцию.
– Значит, план у нас следующий, – принялся тем временем растолковывать мне Захар, – сначала я послушаю твое сердце и легкие вот этой абсолютно не страшной штукой.
Брат подтолкнул фонендоскоп поближе ко мне.
Злые люди в белых халатах использовали эту штуку в своих варварских ритуалах, и при этом называли мою маму ведьмой, а меня – истеричкой! Сколько лет прошло, а воспоминания – как картинки в книжке со страшными сказками. Ладно, признаю, мое воображение все слегка приукрасило. В реальности у них не было уродливых масок со звериными оскалами и амулетов из зубов тигра. И костер подо мной они не разводили. Но мне все равно было страшно. И больно.
– Можешь потрогать, – прервал мои мрачные размышления Захар. – Током не бьет, смертоносными лучами не стреляет.
Поколебавшись, я все-таки протянула руку, боязливо прикоснулась к синей резиновой трубке, провела пальцем по ободку блестящей головки. С детьми такой фокус наверняка сработал бы, но мой печальный опыт подсказывал, что ни один медицинский инструмент не может считаться безопасным.
– Еще посмотрю на место укола и проверю лимфоузлы, – голос Захара доносился до меня как будто издалека. – И в горло твое загляну, чтоб знать наверняка, что это не начало заболевания.
– И никаких иголок? – мне нужны были гарантии.
– И никаких иголок, – с готовностью согласился брат. – Я просто посмотрю, позволишь?
– А если температура окажется слишком высокой? – моя тревога не утихала.
– Ты уже выпила нурофен, – терпению Захара можно было позавидовать. – До нормы он температуру не снизит, но до нормы тебе и не надо. Придется немного пострадать во имя благой цели. Кстати, давай сюда градусник.
– Жить буду? – на всякий случай уточнила я.
– 37,9, – Захар убрал градусник в футляр. – Реактогенная ты моя!
– Это такое изощренное ругательство? – я еще не успела привыкнуть к медицинскому жаргону.
– Это комплимент вроде бы. Ода твоей иммунной системе, – фонендоскоп вновь оказался у брата на шее. – Давай, раздевайся.
– Опять? – я до последнего надеялась, что неприятная участь меня минует.
– Опять, Касенька, что ж поделаешь. Я понимаю, конечно, что девочкам в твоем возрасте свойственно смущаться, но мне правда нужно убедиться, что с тобой все в порядке.
Убедиться нужно ему, а раздеваться придется мне. Что за вселенская несправедливость? Не вовремя вспомнила к тому же, что под туникой на мне только трусы. Дурацкие девчачьи трусы с покемонами – у каждого свои слабости.
А еще выяснилось, что снять тунику, пользуясь только левой рукой – задача почти не выполнимая. При условии, что любое движение правой отдает болью по позвоночнику.
– Погоди, не суетись, – Захар пришел мне на помощь. – Потерпи немножко, сейчас освобожу твою руку. Вот так, отлично. Повернись.
Осторожно надавливая подушечками пальцев, Захар тщательно исследовал болезненную область под моей лопаткой.
– Все очень плохо, да? – сосредоточенное молчание брата я приняла за смертельный приговор.
– Все отлично, – Захар взял меня за плечи, повернул обратно к себе лицом. – Воспалительных изменений не наблюдается.
Его пальцы тем временем уже пустились в путешествие по моей шее, начиная от угла нижней челюсти. Трогали, изучали. Я замерла, прикусив губу, настороженно ожидала чего-то стыдного или мучительного, боялась лишний раз вздохнуть. В комнате было тепло, но я все равно озябла, и кончики пальцев на руках неприятно покалывало.
– Отомри, малявочка, доверься мне, я не обижу, – попросил Захар почти жалобно.
Его ладони накрыли мои пальцы, успевшие превратиться в ледышки, ласково растирали, согревая.
Я выдохнула с облегчением, и тогда Захар отпустил мои руки, и, снова вернувшись к шее, стал легонько поглаживать затвердевшие до каменного состояния мышцы.
– Дыши, дыши, девочка, успокаивайся. Ни о чем не думай, закрой глаза и дыши, – брат массировал мне шею и плечи, уделяя особенное внимание плотным комочкам – сгусткам напряжения.
И, сама того не замечая, я постепенно сдалась на его милость, растворившись в трогательной заботе. Как ни силен был страх, поселившийся много лет назад в моей душе, эту битву он проиграл.
– Только не засыпай, – предупредил Захар, – я еще осмотр не закончил.
– Может, не надо? – мне не терпелось поскорей одеться и нырнуть под одеяло.
– Извини, давно мечтал познакомиться с тобой поближе, – Захар подышал на мембрану фонендоскопа, чтобы согреть, и прижал ее к моей груди.
– Не смешно, – я вздрогнула и инстинктивно подалась назад.
– Стой смирно, – Захар придержал меня за спину. Передвинул головку фонендоскопа в новое положение. – Шумишь, красавица. Шум наверняка функциональный, но я все равно назначу дополнительное обследование.
– Кто бы сомневался, – язвительно прокомментировала я.
– Границы сердца не расширены, – Захару мало было просто слушать, обязательно требовалось трогать руками и даже выстукивать.
Мне оставалось только терпеть, смиренно дожидаясь окончания осмотра.
– Давай-ка снова спинкой ко мне. И дыши глубже, не халтурь.
Немало увлеченных людей довелось мне повидать в жизни, но Захар их всех превзошел. Своей ненаглядной медицине он был верен до последнего вздоха, у него даже глаза светились по-особенному, да что там глаза, он словно сам светился, и очарованная этой фантастической метаморфозой, я готова была разрешить ему делать со мной что угодно.
Даже рот открыла безропотно, и позволила надавить на язык деревянным шпателем. Лишь бы братец удовлетворил свое врачебное любопытство в полной мере. Так и не поняла, что это было – гипноз или временное помешательство.
– Ну вот и все, малявка, – Захар убрал фонендоскоп в сумку. – Зря панику наводила.
– Может и не зря, – философски пожала плечами я, вспомнив про обещанное обследование. – Осторожность никому еще не вредила.
– Как раз об этом. Вечером еще Кирилл твою спину посмотрит, чтобы уж наверняка.
– Никаких «наверняка»! – надевать тунику было легче, чем снимать, видимо, таблетки начали действовать. – Хватит с меня впечатлений.
– Я предпочитаю в таких случаях получить консультацию хирурга, – Захар зевнул, ему тоже не мешало бы отдохнуть. – Но воля твоя. Можем поехать в травмпункт, посидеть пару часов в очереди.
– Вечно ты загоняешь меня в угол, – немного повозившись на кровати, я нашла наконец-то удобное положение.
– Остынь, малявка, я всегда оставляю за тобой право выбора, – Захар поправил мне одеяло. – Не понимаю, чем ты недовольна...
9.
Просыпаться от стука в дверь, похоже, стало уже традицией.
читать дальше– Ты не Марина, – растерянно пробормотала я.
– Тонкое наблюдение, – рассмеялся Игнат. – Можно войти?
– Входи, – я украдкой глянула в зеркало. Торопливо пригладила ладонью растрепанные волосы.
– Какими судьбами?
– Марина повезла родителей на дачу. А у меня как раз свободный день. Так что я вызвался добровольцем. Или ты не рада?
Я была рада едва ли не до помрачения рассудка, но пыталась свои эмоции наружу не выплескивать.
– Марина велела обязательно тебя накормить, – Игнат продемонстрировал мне бумажный пакет с фирменным логотипом сети быстрого питания. – У меня есть куриные ножки. И картошка по-деревенски. И сырный соус. Годится?
–Ты мой герой! – возликовала я. – Поставлю чайник.
– Сначала градусник себе поставь, – Игнат отнес еду на кухню, вернулся в комнату.
Долго искать градусник не пришлось – Захар предусмотрительно оставил его на журнальном столике.
– Ой, да не парься! Я уже как новенькая.
Я нисколечко не преувеличивала – сон пошел мне на пользу, я была бодра, весела и полна деятельной энергии. Спина немного побаливала, разве что. И слабость до конца не отпустила.
– Принцесса, я вообще-то тоже доктор, – улыбнувшись, напомнил Игнат.
Я тяжко вздохнула. Несправедливо даже, такой хороший человек – и доктор!
– Держи градусник, – продолжал настаивать Игнат. – А я пока чайник включу. Как раз закипеть успеет.
– Да-да, – я показала язык его удаляющейся спине.
– Между прочим, Захар понял, что тащить тебя в больницу было отвратительной идеей – дверь кухни снова хлопнула. – Так что следующую вакцинацию получишь в надежном частном центре.
– Какую вакцинацию? – я почувствовала пустоту под ложечкой. – Захар не сказал мне, что понадобится еще один укол.
– Чую, зря я проболтался, принцесса, – Игнат присел рядышком со мной на диван. – Но ты не волнуйся, гарантирую королевский сервис, и вакцина другая будет, не такая ядреная. А потом, это же не завтра, через месяц только.
Мучайся теперь целый месяц в предвкушении удовольствия! Видимо, брат щадил мою психику, не посвящая в свои злодейские планы. Интересно, мне удастся вернуться домой живой?
– 37, 4. Точно хорошо себя чувствуешь? – Игнат отобрал у меня запищавший градусник. – Давай, я сам чай сделаю?
– Ты гость, верно? Так что просто наслаждайся моим радушием, – категорично объявила я.
Холодильник Захара больше не был похож на последнее пристанище мыши, решившей свести счеты с жизнью. Теперь в нем хранились ингредиенты для моих кулинарных зелий.
Я обдала кипятком старый заварник с пошлыми розочками (интересно, откуда он у Захара?), бросила в него горсть мороженой облепихи. Тонкими кружочками нарезала имбирный корешок, натерла цедру апельсина. Подумав, добавила пару листиков мяты.
– Теперь горячая вода и щепотка магии, – немного демонстративных пассов руками.
– Секретное заклинание? – оживился Игнат.
– Еда хороша, когда приправлена любовью, – я бросила в заварник несколько ложек сахара, укутала его полотенцем.
Потянулась на носочках, чтобы достать из шкафа чашки, но тут же ойкнула от резкой боли, прострелившей спину.
– Полегче, принцесса. Сложные акробатические номера тебе пока противопоказаны, – всего один шаг – и Игнат оказался рядом со мной. Все-таки теснота кухни – не всегда ее недостаток.
– Забавно, Захар обещал путь к свободе, а сам мне крылья подрезал.
– Ну, уж «подрезал»! Немножко покопался в настройках системы безопасности, выражаясь твоим образным языком. Не сопротивляйся, позволь телу приспособиться к изменениям.
Прямолинейная врачебная логика, с которой не поспоришь.
– Теперь ты меня пугаешь, – искренне призналась я.
– Весьма прискорбно, потому что я планирую уговорить тебя показать мне спину. Я хочу убедиться, что из нее не торчат обрубки отрезанных крыльев.
Бессовестный манипулятор, но я была почти согласна на эту манипуляцию повестись. Возможно, Игнату удастся даже пришить мои крылья обратно.
– Захар сказал, что все в порядке, – жалкая попытка оказать сопротивление.
– Больше восьми часов назад. Знаешь, что такое непрерывное медицинское наблюдение?
– Это когда вечером еще Кирилл посмотрит, – насупившись, я вспомнила предупреждение Захара.
– Умница, – Игнат похвалил меня, словно собачку, выучившую новый трюк. – Кирилла, кстати, можно не бояться. Он самый добрый доктор на свете, даром что хирург.
Игнат открыл дверцу подвесного кухонного шкафа – обзор у него был отличный, рост позволял. Выбрал две маленькие изящные чашечки с золотым ободком, видимо, они прятались за толпой разномастных кружек, из которых мы обычно пили чай. Передал чашечки мне – снова эти нелепые розочки, хммм… У нашей бабушки такого сервиза точно не было.
– А тебя? – я поставила чашки в раковину, включила воду. – Тебя мне нужно бояться?
– Всему свое время принцесса. Пока я всего лишь хищно нацелился на твою спину.
«Всего лишь», – мне ведь так и не хватило духа спросить у Игната напрямик, какой именно он доктор. А вдруг он окажется стоматологом, или, что еще ужасней, гинекологом?
Гинекологи неизменно возглавляли мой рейтинг самых страшных врачей, хотя лично с ними контактировать мне пока не доводилось. Но эмоциональных рассказов менее везучих подруг хватало с лихвой. Ладно бы, эти изверги причиняли только физические страдания, нет, им нужно было заодно унизить, обсмеять, обвинить во всех смертных грехах. Нетушки, буду оттягивать неприятную повинность до последнего…
– Что такое, принцесса? – обеспокоился Игнат. – Не бойся, я не маньяк, я просто придуриваюсь. Сейчас спину твою посмотрим, и будем пить чай.
– Смирись, Касенька, твоим веселеньким трусам суждено сегодня стать достоянием общественности, – я что, опять размышляю вслух?
– Интригующая ремарка!
Я позволила задрать на себе тунику, обнажив спину. Чуткие пальцы Игната тут же оказались в эпицентре болевых ощущений – короткие отрывистые надавливания, наугад по минному полю.
– Вот здесь болит, Касенька? – рука Игната сместилась ниже, пальцы нащупали плотный шарик в подмышечной впадине, потом еще один.
Подтверждением ему послужил мой жалобный писк.
– Извини, принцесса, я не нарочно. Мы тут имеем реактивное воспаление лимфоузлов. Неприятно, но предсказуемо. И скоро пройдет. Отличные, кстати, трусы – хлопковые, и фасон что надо, одобряю.
– И давно ты стал экспертом по женскому белью? – насторожилась я, поправляя тунику.
– Я думаю, все мужчины в душе немножечко эксперты, ведь милые девушки стараются для них, для кого иначе все эти ухищрения, кружева и сеточки провокационные и экстравагантные модели из серии «две ниточки и бантик»? Но я за торжество здравого смысла, а финтифлюшки только по особым случаям.
А вот и нравоучения подъехали. Опошлить любую романтику жизненными реалиями – так по-докторски! Я спряталась от неловкости момента, сунув нос в пакет с едой. Аромат куриных ножек действовал на мои обонятельные рецепторы возбуждающе. Даже в животе заурчало.
– Конечно, не целебный бульон, но уж чем богаты, – Игнат подвинул мне табуретку.
– Лапы прочь от святыни! – я извлекла на свет божий заветную картонную коробочку, твердо намереваясь предаться чревоугодию. – Марине ведь не обязательно знать?
– Считай меня соучастником, – Игнат обмакнул картофельную дольку в соус. – Улики мы уничтожим.
– Только если ты не сбежишь опять, как Золушка, оставив мне на память кроссовок, – я припомнила нашу прошлую встречу.
– Не исключаю такой возможности, – Игнат предпочел не тешить меня напрасными надеждами. – Но на кроссовок не рассчитывай – он мне самому нужен. Лучше я тебе номер своего телефона оставлю. Сможешь звонить или писать в любое время. У нас с друзьями такой негласный уговор.
Он причислял меня к кругу своих друзей, и мне это льстило. Мой телефон остался в комнате. Облизав пальцы, я под диктовку нацарапала номер Игната карандашом на блоке для записей, который Захар забыл убрать со стола. Оторвала страничку, спрятала в карман туники.
– Думаешь, чай уже настоялся?
– Убеждена, – изящные чашечки с розами среди пустых коробок и обглоданных костей смотрелись нелепо, словно барышни в кринолинах на суровой байкерской тусовке. Но я была непривередлива, да и Игнат вроде тоже не кулинарный критик.
– Секретное заклинание сработало, – отхлебнув из чашечки, констатировал Игнат.
Может быть, я поспешила с выводами?
– Сахару достаточно? В оригинальном рецепте был мед, но с ним у меня отношения как-то не сложились.
– Принцесс обучают дипломатии? – улыбнулся Игнат. – Я мед с детства не перевариваю. От одного запаха воротит.
– Надеюсь, это самое мрачное твое детское воспоминание.
Свое детство я по праву считала безоблачным. Держалась от страхов на почтительном расстоянии, благо, здоровье позволяло. Захар, сам того не желая, заставил темных духов прошлого пробудиться. И теперь они следовали за мной по пятам, гнусно хихикая, дышали в спину. Выжидали удобного момента. Я тряхнула головой, пытаясь прогнать наваждение.
– Каким, по-твоему, должно быть детство единственного наследника врачебной династии? – Игнат все-таки плюхнул в кружку еще сахара, вот же сластена! – На меня возлагалось слишком много надежд, и каждую я был обязан оправдать.
– Значит, стать доктором – не твое добровольное решение? Тебя родители вынудили?
– Понимаешь ли, принцесса, в детстве я мечтал быть супергероем. А потом вырос и вдруг понял, что для этого вовсе не обязательно носить нелепый карнавальный костюм и бить морды злодеям. Спасать мир можно более элегантными способами. Медицина – один из них.
– Элегантней только слон в посудной лавке, – я не была в состоянии разделить воодушевление Игната.
– Ладно, признаю, в семье не без урода, – вздохнул тот. – Многие медсестры злоупотребляют властью, потакая своим скрытым садистским наклонностям. Многие врачи строят из себя суровых доминантов или непогрешимых богов. Факт прискорбный, но я убежден, что мы можем изменить текущее положение дел. Собственно говоря, оно уже меняется, медленно, неохотно, но неуклонно.
– Слишком неохотно, как по мне.
Конечно, есть частные клиники, стены которых никогда не слышали детских слез, но они – одинокие острова в море боли и равнодушия.
– Не серчай на меня, Касенька, – Игнат чутким камертоном уловил мое мрачное настроение, – но я устроил Захару допрос с пристрастием, и узнал поподробнее о причине твоих страхов. Не думай, будто я собираюсь пытать тебя сейчас расспросами, я правда хочу помочь, но пока не знаю, как. На работу с психологом ты вряд ли согласишься.
– Исключено, – выворачивать наизнанку душу перед незнакомым человеком? Нет уж, увольте.
– Тогда остается старая добрая дружеская беседа. Напоминаю, я умею слушать.
«Упорный, черт бы его побрал!»
Каким-то непостижимым образом Игнат располагал к себе. Он был безгранично терпелив и общался со мной на равных. Между нами словно протянулись невидимые ниточки, от одной души к другой. С ним хотелось откровенничать.
– Они грозились забрать меня в детдом, – слова полились из меня сами собой. – Потому что у меня не было прививок, и моя карточка в поликлинике представляла из себя тоненькую тетрадку с единственным документом – выпиской из роддома. Я до пяти лет практически не болела – банальные сопли не в счет, и моя мама считала, что таскать здорового ребенка в поликлинику – величайшая глупость. Врачи обладали властью отнять меня у мамы и поместить в реанимацию. Их угрозы казались мне вполне реальными.
– Хотя, по сути, это было сделано ради твоего блага.
– Но обставлено было с такой нелюбовью, что я никак не могла понять: за что меня наказывают? И постепенно пришла к выводу, что дело во мне.
– Бедная девочка! Ты взвалила на себя вину за чужую душевную нечуткость и тащишь этот тяжкий груз уже столько лет. Я-то наивно полагал, что все дело в боязни иголок.
– Ну, и в иголках тоже, – неохотно призналась я.
– Ладно, об иголках позже, – Игнат решил больше не бередить мне душу. – Знаю, у тебя богатое воображение. Представь вину, как огромный камень. Вооот такую каменюку, гранитную глыбу. Представила? А теперь бросай! Можешь прямо на головы тем отвратительным персонажам из прошлого. Пускай побегают, поволнуются.
– Это не этично!
– А разве этично было запугивать маленькую беззащитную девочку? – Игнат воодушевлялся все больше и больше, куда только подевалось все его человеколюбие. – Запомни, Кася, ты теперь большая, ты сильная, у тебя есть друзья, которые не дадут тебя в обиду.
«А и в самом деле!» – терять мне было нечего. – «Нате вам, получайте!»
Тени бросились врассыпную, сверкая пятками. Почему-то у этой победы был привкус горечи.
– Принцесса, можно мне тебя обнять? – голос Игната звучал откуда-то издалека.
Меня не нужно было долго упрашивать – я смело шагнула ему навстречу. Игнат укутал меня своей теплой аурой. Я разнежилась в его объятиях, теряя остатки самоконтроля. Прижавшись ухом к груди Игната, я слушала, как спокойно, размеренно бьется его сердце – примерно раза в два реже моего собственного.
– Святые печенюшки! – встрепенулся внезапно Игнат. – Сейчас же Захар с работы явится. И воздастся нам сполна за наши гастрономические прегрешения.
С сожалением оторвавшись друг от друга, мы принялись наводить порядок на кухне.
@темы: Мои сказки