13.
– Малявка, что все это значит? – строго спросил Захар, обводя рукой кучу коробок и пакетов, которую доставил курьер.
читать дальше– Небольшое усовершенствование моего временного жилища, – небрежно бросила я. – Не обращай внимания.
На самом деле внутри у меня все зудело от нетерпения – очень хотелось немедленно приступить к раскопкам сокровищ.
– У тебя и так есть все необходимое для жизни, – Захар охранял мои драгоценные посылки с хмурой решительностью цербера. – Не стоило тратить деньги на всякую ерунду.
– У нас с тобой разные представления о ерунде! – я одарила братца сердитым взглядом исподлобья.
– Ты просто пока не знаешь цены деньгам, – продолжал занудствовать Захар.
– Я же не твои деньги трачу!
Чтобы я не чувствовала себя одинокой и брошенной в чужом краю, и чтобы не стесняла Захара, родители утроили ежемесячную выплату на мои карманные расходы. И добавили еще кое-что сверху – на непредвиденный случай. Кто же мог предполагать, что этот самый случай ждать себя не заставит? Что каждая ночь в квартире брата станет для меня мучительной пыткой?
– Хорошо, не мои деньги, родителей. Невелика разница…
– Деньги, деньги! – спокойствие Захара распаляло меня все больше и больше. – Ты зациклился на материальном, и плевать тебе на мои душевные переживания!
– Никак не могу взять в толк: разве духовный культ обязательно подразумевает под собой поклонение вещам? Есть этому хоть какое-то разумное объяснение?
Захар был слишком прямолинейным. Для него не существовало полутонов, только белое или черное, полная аскеза или оголтелый вещизм. Наверное, ему очень неуютно жилось в родительском доме.
– О, да! Да свершится же грехопадение! Да здравствует бардак! – я утянула из-под его носа первую попавшуюся коробку, подняла над головой, словно магический артефакт, под нервное злодейское хихиканье. – Ты приглашен на торжественную церемонию. Пусть грянет хаос!
– Касенька, пожалуйста, успокойся! – на брата жалко было смотреть.
– Захар, если ты пытаешься спасти мою заблудшую душу от тлетворного влияния, то лучше не надо.
Состояние аффекта закружило меня и понесло.
– Я всего лишь пытаюсь помочь…
– Не нужна мне твоя помощь! – судорожно сжимая в руках коробку, я рванула в свою комнату.
Грохот закрывшейся за моей спиной двери поставил точку в нашем коротком споре. Все еще не особо соображая, что делаю, я стянула со стола ножницы, устроилась на полу, распотрошила посылку – в ней обнаружился изящный подсвечник из голубого стекла. Не знаю, зачем я его заказала – видать, и впрямь немного перестаралась.
На что я вообще надеялась? Захар не потерпит в своем доме никаких излишеств. Наверняка заставит меня сделать возврат – под соусом благих намерений и искренней заботы о несмышленой сестре.
Рассвирепев, я швырнула несчастный подсвечник в стену. Зазвенели мелкие стеклянные осколки, разлетелись по комнате. Ух ты! Какие спецэффекты!
Следом хрустальными градинами покатились слезы. Колючие, злые, с нечеловеческим каким-то завыванием.
Я злилась не на Захара – на себя. «Честное шаманское» жгло, словно раскаленное клеймо. Я не могла нарушить клятву – и не могла рассказать Захару о своей слабости. Ладно, возможно, когда брат узнает о тенях, то в психушку меня не сдаст, но уж точно возьмет за руку и отведет к доброму доктору, специалисту по уехавшим крышам, и тот назначит мне таблетки, от которых я буду хорошо спать, но перестану быть собой. Потому что таблетки решат проблему раз и навсегда, а вещи – всего лишь прихоть, каприз маленькой избалованной девочки.
Во мне говорило обостренное чутье звереныша, чудом уцелевшего после встречи с браконьерами. Говорило убедительно, рисовало перед глазами невеселые картинки…
«И Игнат не поможет – только, чего доброго, с Захаром разругается в пух и прах. И не увидимся мы больше». От этой мысли стало особенно горько.
«Ну же, Касенька, утри слезы! Перед Захаром покаешься, что была неправа. Он простит, он отходчивый. Вот только тени, от них не спрячешься и не откупишься…»
Вздохнув, я принялась наводить порядок – заметать следы недавнего буйства. Ползала по полу, собирая останки ни в чем не повинного подсвечника в коробку.
– Вот черт!
Крупный осколок предательски впился в мякоть ладони. Я даже боль почувствовала не сразу в этом заторможенном своем состоянии – несколько долгих мгновений просто разглядывала стекляшку, такую красивую и такую опасную.
Глубоко вонзился, паршивец! Пока вытаскивала осколок дрожащими, неловкими пальцами, порезалась еще сильней. Полилась струйка крови, запачкала пол…
И перевязать нечем – аптечку-то Захар конфисковал. Кровь тем временем и не собиралась останавливаться. Я прижала рану здоровой рукой, нашарила в шкафу шелковый платок, кое-как перебинтовала ладонь. Так и сидела на полу, жалея себя.
Не знаю, сколько времени прошло, прежде чем Захар осторожно постучал в дверь. Вошел в комнату, не дождавшись разрешения.
– Ну что, вулкан Везувий, вся лава вышла, или ждать нового извержения?
– Даже не вызовешь для меня бригаду санитаров? – угрюмо поинтересовалась я.
– Богатая у тебя фантазия, как я погляжу! – взгляд Захара упал сначала на мою ладонь, обернутую платком, потом на груду осколков в углу. – Погоди, я сейчас.
Брат вернулся быстро, принес тазик с водой, стопку чистых полотенец и аптечку.
– Нужно обработать руку, Касенька
Сил сопротивляться у меня уже не было. Развязав платок, Захар присвистнул от удивления.
– Глубокая рана, возможно, швы придется накладывать!
– Еще чего! – я испуганно отдернула руку.
– Не бойся, я просто обработаю порез и перевяжу, – Захар вернул мою руку в исходную позицию. Намочил полотенце в тазике, начал осторожно вытирать кровь.
– На самом деле я пришел просить прощения. Я не должен был читать тебе нотации. Наверное, я не самый лучший брат на свете, и не заслуживаю твоего доверия, но я люблю тебя, и хочу наладить отношения, только пока не знаю, как.
– Я не могу спать по ночам…
Захар своим искренним порывом пробил брешь в моей охранной системе.
– Давно?
– С самого первого дня, как сюда приехала. Вся эта обстановка действует мне на нервы… Стены эти гладкие, как в сиротском приюте, окно без штор. Думаешь, я не помню, как выглядят больничные палаты? Отлично помню! И уколы болючие помню, и издевательства… И как кричала, когда меня отрывали от мамы, брыкалась и кричала, пока не лишилась чувств…
– То есть, ты пыталась превратить больничную палату в милую девичью спальню, но тут вмешался я, и все испортил? – внезапное осознание словно окатило Захара ушатом ледяной воды.
– Получается, так.
– Прости меня, малявка. Прости своего непутевого старшего брата!
– Есть еще кое-что. Вчера у меня случилась паническая атака, – повинилась я, пока Захар поливал мою ладонь хлоргексидином.
– Ты боялась ночевать одна, – брат бережно промокнул края пореза стерильной салфеткой. – И боялась в этом признаться… Как же ты справилась?
– Игнат приехал, помог успокоиться.
– А мне он почему ничего не сказал? – насторожился Захар, как дракон, опасающийся за сохранность своих сокровищ.
– Потому что я его попросила. Хотела сама рассказать, но испугалась.
– Я такой ужасный?
– Ты непреклонный. И всегда знаешь, как правильно.
Захар закончил накладывать повязку, собрал использованные салфетки и полотенца.
– Ничего я не знаю. Хочу как лучше, но у нас все время получается разговор глухого со слепым. Помоги мне, Касенька, направь по правильному пути.
Никогда прежде я не видела его таким растерянным.
– Ох, если бы я только знала как…
– А знаешь, что мы с тобой сейчас сделаем? – неожиданно воодушевился Захар. – Призовем на помощь друга с перфоратором, на радость соседям.
Подмога прибыла незамедлительно. Сначала в дверь с трудом протиснулся Кирилл с перфоратором в одной руке и карнизом для штор в другой – по дороге он завез свое дружное семейство в строительный магазин за всем необходимым. Рабочий комбинезон поверх растянутой футболки, огрызок карандаша за ухом – кто угадал бы в этом коренастом коротышке подающего надежды хирурга…
Следом появилась Марина с громоздким ящиком для инструментов. Закатанные рукава ее зеленой клетчатой рубашки намекали на решительный настрой. Кудряшки были с маниакальной тщательностью собраны в косу, из которой то тут, то там выбивались непокорные завитки.
Замыкал шествие Иван Кириллович, любовно прижимающий к груди новенькую игрушечную дрель.
– Будем делать ррремонт! – поставил он меня в известность.
Военный совет был коротким – решили в первую очередь покончить с шумными работами, чтоб не тревожить соседей в неурочный час. Установить карниз и повесить полочку для милых безделушек в изголовье кровати.
Захар с Кириллом сейчас же приступили к выполнению плана. Отодвинули кровать, застелили ее клеенкой, чтоб защитить от пыли. Поспорили с Ванькой, чья дрель круче…
Меня отправили в ближайший супермаркет со списком продуктов, написанном на тетрадном листке аккуратным Марининым почерком. Сама Марина, не теряя ни минуты, заступила на боевое дежурство по кухне.
Я рыскала по магазинным закоулкам, толкая перед собой тележку, постоянно сверялась со списком, чтобы ничего не забыть.
«Отослали меня из дома под благовидным предлогом, а сами, небось, сейчас решают, что делать дальше».
Раненая ладонь неприятно ныла. Мне оставалось лишь надеяться, что в ремонтной кутерьме Захар с Кириллом до нее не доберутся.
14.
Припаркованный у дома черный байк заставил сердце гнать кровь по сосудам в два раза энергичней. Я прибавила ходу. читать дальше
– Так домой торопишься? – окликнул меня знакомый голос.
– Ты что тут делаешь? – я резко обернулась, едва не столкнувшись с Игнатом, неизвестно как оказавшимся позади меня.
– Тебя жду. Захар сказал, ты в магазин пошла. Давай сюда пакет.
– У тебя уже есть один, – сверток в руках Игната интриговал своими внушительными размерами и легким запахом благовоний.
А за плечами болтался вчерашний рюкзак.
– Второй для симметрии, – улыбнувшись, Игнат избавил меня от ноши.
– Думала, ты сегодня будешь занят, – я старалась от него не отставать, за каждый его широкий шаг поспевая сделать два торопливых шажка.
– Трубили общий сбор, разве я мог это пропустить? Что с рукой, принцесса?
– Порезалась, – я спрятала руку за спину, мне было неловко перед Игнатом за свою недавнюю слабость.
Храбрилась, хорохорилась, а в решающий момент вдруг дала слабину, включила задний ход. Не оправдала доверия – недаром, видимо, тени меня приговорили. Виновна!
Игнат воздержался от комментариев. Так молча мы вошли в подъезд, поднялись на лифте. Дверь в квартиру была не заперта.
– Хозяйка, принимай работу! – Кирилл с Захаром как раз закончили монтировать карниз для штор.
Клубы строительной пыли осели еще не до конца, но увиденное мне уже понравилось. Окно больше не было исполосовано пластинами жалюзи, диктатура казенного дома наконец-то была свергнута.
– Я сейчас тут быстренько все приберу! – я повернулась к двери, намереваясь метнуться за ведром и шваброй.
– Умерьте пыл, юная леди! – когда Захар разговаривал со мной в подобном тоне, я вообще не желала иметь с ним никаких дел. Не нужно быть великой прорицательницей, чтобы догадаться, чем все закончится. – Мы еще не решили, что будем делать с вашей рукой.
По мне и решать было нечего – пускай себе заживает, безо всяких вмешательств.
– Мне тоже любопытно взглянуть, – уж если Игнат с ними заодно, то дело мое труба.
– Пойдемте на кухню, там свет там лучше, – предложил Кирилл.
– Давно ты стал заклинателем змей? — ехидно поинтересовался Захар.
– Начнем с того, что Марина – моя жена.
– Это не мешает ей тобой командовать.
– Ладно, вызову огонь на себя, – Игнат уже распахнул дверь кухни. – Мариша, можно мы тут немного поколдуем?
– Значит, перспектива остаться без ужина вас не смущает? – Марина окинула нашу компанию строгим взглядом. – Хотя кого я спрашиваю?
Содержимого небольшого рюкзака Игната хватило, чтобы развернуть настоящую полевую операционную.
Щедро обработав свои руки и кухонный стол антисептиком, Кирилл аккуратно размотал бинт. Три светлых головы склонились над моей ладонью, безвольно распластанной на столешнице. Устроили консилиум.
– Тебе отрежут руку? – воодушевленно засопел рядом с моей коленкой Иван Кириллович. – И пришьют новую?
– Вот оно, тлетворное влияние детских книжек на неокрепшую психику, – рассмеялся Игнат.
– Нет, малёк, никто ничего отрезать не будет, – Захар поднял Ваньку на руки, поставил на табуретку. – Видишь дырку на руке? Твой папа возьмет иголку и аккуратно ее заштопает.
– Как носок? – юное дарование не боялось вида крови.
– Как носок.
– Хочу смотреть!
– Этого еще не хватало! – Марина стащила Ваньку с табуретки.
– Хочу смотреть операцию, – жалобно хныкал он, повиснув на руке у матери и возмущенно топая ногами.
– Папашкины дурные гены! – припечатала Марина, сердито хлопнув дверью кухни.
– Врачебные династии ее не вдохновляют, – пожал плечами Кирилл.
– Не забудьте отключить духовку, когда прозвенит таймер, – напомнила Марина, просунув голову в приоткрытую дверь.
Запах курицы из духовки смешивался с вонью антисептика, образуя жуткую смесь, надолго отбивающую аппетит. Даже открытое окно не помогало.
– Может, все-таки не будем меня штопать? – я жалобно посмотрела на Кирилла.
– Рана глубокая. Хорошо, хоть сухожилие не повреждено. Пару-другую швов все-таки придется наложить.
Ему-то что – плевое дело, а меня чуть не принял в свои объятия Кондратий.
– Правильно! – не сдержался Захар. – Давайте лучше подождем милости от природы, глядишь, рука сама сгниет и отвалится.
– Сейчас вслед за Ванькой за дверь отправишься, – шикнул на него Игнат. – Кась, шрамы только брутальных мужиков украшают. Мы тебе такой шовчик красивый сделаем – даже похвастаться потом будет нечем. Всего один маленький укол потерпеть придется.
Для моего воспаленного воображения любой «маленький укол» был эквивалентен торпеде с атомной боеголовкой. С мгновенным взрывом паники. Я отсчитывала секунды до начала катастрофы – «восемь, семь, шесть…»
– Дыши глубже! – скомандовал Игнат.
Борясь с подступающей тошнотой, я последовала его указанию. Но воздух никак не желал проталкиваться в легкие.
– Не суетись… Вдыхай медленно и глубоко. Сосредоточься на дыхании. Закрой глаза и слушай мой голос.
«Дай мне сил, дорогая Вселенная!»
– Над Байкалом небо хмурится,
На закате солнце щурится,
Дымка синей занавескою
Прикрывает берега...
«Что это? Стихи? Сейчас? Игнат читает стихи?» – боеголовка взорвалась где-то в море, обдав меня холодными брызгами…
Я открыла глаза. Дышать было уже легче.
–Треплет гладь морскую ветрами,
И седыми километрами
На хребтах чертою резкою
Белоснежные снега…
Помнится, зашел у нас с Игнатом как-то разговор о местах силы. И я рассказала ему о своем знакомстве с духом Байкала, мудрым, добрым, всеведущим. Игнат сказал тогда, что очень хорошо меня понимает…
– Над Байкалом словно вьюжатся,
Хороводы чаек кружатся,
И стегает их жестокая,
Беспощадная Сарма.
Зашуршала обертка шприца. Хрустнул, отломившись, носик прозрачной ампулы.
Все эти пугающие приготовления меня как будто бы не касались, были просто фоном.
Меня качало, словно на волнах, в ушах шумело. Я следовала за голосом Игната, как слепой за поводырем…
– Но поём мы во спасение,
Пусть стучат в борта осенние
То ли с запада, с востока ли
Беспокойные шторма.
Руки в перчатках, блестящие инструменты. Суровая медицинская магия четких, выверенных движений, дерзнувшая вступить в спор с законами природы. Слаженная работа команды…
– Ай!
– Уже все, Касенька, ты умница, – Кирилл кинул использованный шприц в мусорное ведро.
– Ночь на угольях замешана,
Небо звёздами увешано,
Дремлет море легендарное,
Отдыхая от жары.
И плывут заворожённые
Наши души обнажённые,
И творят стихи янтарные
У истока Ангары...
(Сергей Соловьев – Байкальская)
– Ваш выход, маэстро, – Кирилл подал Игнату иглодержатель.
– С чего вдруг такие почести?
– Так уж и быть, сегодня побуду твоей верной медсестрой. Только не привыкай, – Кирилл перевел взгляд на меня. – Будет больно – не терпи, говори сразу. И лучше отвернись. Ничего интересного тут нет.
– То-то Иван истерику устроил! – пробурчала я.
– В его возрасте любопытство всегда перевешивает здравый смысл, – Захар стоял за моей спиной, придерживал меня за плечи, чтобы случайно не дернулась или не свалилась в обморок.
Краем глаза я следила за тем, как прокалывает кожу иголка, и как ловко Игнат вяжет узелки. Было странно, немного неприятно, но не больно.
– Ювелирная работа! – оценил его старания Кирилл, накладывая стерильную повязку.
– Учитесь, пока я жив!
– Смотрите-ка, уже зазнался!
Противно запищал таймер духовки, возвращая нас всех на грешную землю. Война войной, а обед по распорядку.
Марина не теряла времени даром – моя комната сияла чистотой. Захар с Кириллом поставили кровать на место и принялись распаковывать коробки, сортируя их содержимое под удивленные возгласы: «Надо же, какая занятная штуковина!»
Игнат с Мариной повесили шторы – темно-синие, с золотыми звездами, расстелили на полу у кровати ковер с толстым ворсом, поменяли унылое однотонное постельное белье на пестрое и розовое. Греющее нежную девчачью душу. Положили сверху пушистый плед, так же, как шторы, украшенный россыпью сияющих звезд.
Иван Кириллович тоже был чертовски занят. Пыхтя от усердия, он сверлил невидимые дыры в воздухе. Дрель жужжала, прямо как настоящая, и мигала лампочками.
Я следила, чтобы он не путался под ногами, поскольку к хозяйственным работам была признана временно непригодной.
Комната постепенно обретала уютный, обжитой вид. Из коробочных недр появились декоративные подушки, чтобы удобно сидеть на полу.
– Вон та стена кажется пустоватой. Можно, я на нее плакат повешу? Следов не останется, обещаю.
Одним из самых ценных моих сегодняшних трофеев действительно был плакат. Большой, яркий, во всем своем великолепии «эзотерического бреда». Про устройство чакральной системы. Не то, чтобы я особо рассчитывала на благосклонность Захара, скорее, закинула плакат в корзину просто за компанию.
– Я об этом пожалею, – обреченно вздохнул брат, когда я, вытряхнув плакат из тубы, развернула его во всю длину.
– Для тебя это полный бред, а для твоей сестры – концепция мироустройства, – пришел мне на помощь Игнат. – И с этим тебе придется считаться, приятель. Не обязательно сразу пытаться открыть у себя третий глаз. Достаточно просто перестать презрительно фыркать, каждый раз проходя мимо.
– Давайте рядом анатомический плакат повесим, – предложил Кирилл. – Ради благого дела я утащу один с работы, выберу самый милый, обещаю. И будет у вас стена дружбы. Если, конечно, Касенька не против.
Полчаса назад он подавал Игнату инструменты, не особо интересуясь моим согласием. Но, разумеется, я была не против. Особенно, если это и правда поможет нам с Захаром понять друг друга.
– Дамы и господа, финальный штрих! – изящным жестом фокусника Игнат поднял перед собой загадочный пакет, который принес с собой.
– Ты ограбил сувенирную лавку? – ахнула Марина.
– Попрошу без паники! – для борьбы с тенями любые средства хороши, но это тебе, Кася, точно понравится.
Как кролика из волшебной шляпы, Игнат извлек из пакета какой-то плоский круг, упакованный в шуршащую полупрозрачную бумагу.
– Ловец снов! – угадала я.
– Он заряжен защитными заклинаниями особой силы, – Игнат перешел на таинственный шепот, обращаясь теперь непосредственно ко мне. – Ни одна тень в здравом уме не сунется.
«Пускай только попробуют!» – я с особым, торжественным благоговением рассматривала разноцветные перышки в хитросплетении изящных веревочных узлов.
– Скептиков просим выражать свое недоверие где-нибудь за дверью, – это Игнат произнес уже в полный голос, с ударением на два последних слова.
Захар, который в это время перевязывал шпагатом стопку картона, предназначенную для переработки, мужественно промолчал (сделаем вид, будто бы я не заметила, как Кирилл с размаху наступил ему на ногу).
Еще в магическом пакете Игната обнаружилась пара массивных подсвечников, металлических, не чета безвременно почившему собрату, и проектор ночного неба, представляете? Как чутко он угадал! Как волшебно будет выглядеть моя комната ночью! Мне хотелось повиснуть у Игната на шее, вереща от восхищения. Но я благоразумно обошлась искренними восторгами и благодарностями.
– Обязательно нужно отпраздновать новоселье. Ленточку, так и быть, перерезать не будем. Обойдемся торжественной речью счастливой хозяйки, аплодисментами и чаем с тортиком.
– Да, вшивый о бане, а Игнат – о тортиках, — заметил Кирилл.
– Без тортика никак нельзя, – Игнат хитро подмигнул мне. – Хочешь, скатаемся вместе?
– Малявка, не смей даже приближаться к этой машине для самоубийства! – завелся с пол-оборота Захар.
Мы с Игнатом обменялись многозначительными взглядами.
– И не переглядывайтесь мне тут, как соучастники. Игнат, если узнаю, что ты катал мою сестру на своей колымаге, можешь писать завещание.
– Так и быть, за тортиком скатаюсь сам, – ради сладкого Игнат был готов на любые подвиги.
– Пойдем, Кась, поможешь мне накрыть на стол, – позвала Марина.
– Только давай не на кухне…
15.
В то прекрасное воскресное утро я мечтала поспать подольше, но меня разбудил солнечный зайчик, прыгающий по векам. Я зажмурилась, потом открыла один глаз – и тут же нырнула под одеяло с головой.
читать дальше
Примостившись на краю кровати, Захар сосредоточенно ловил солнечных зайчиков головкой фонендоскопа, а затем направлял их ко мне на лицо.
– Вылезай, засоня, – брат осторожно потряс меня за плечо.
– Я в домике, – я понадежней завернулась в одеяло.
Так и лежала, пока дышать стало совсем уж нечем. Беспощадное утреннее солнце сегодня играло не на моей стороне.
– Нечестно вот так подкрадываться к спящей сестренке с жутким орудием пыток в руках, – одним рывком я села на кровати, откинув одеяло в сторону.
– Кась, ты ночью кашляла, – Захар подвинулся ближе, внимательно меня разглядывая. – Я прислушивался, боялся, вдруг свистеть опять начнешь. Но, кажется, кашель из-за насморка.
«Бедняга, как он вообще до утра дожил!»
Нет-нет, никакого сарказма. По-вашему, я даже брата родного пожалеть не могу?
Я нащупала сзади себя подушку, прижала к груди на манер щита. Отбиться вряд ли получится, но все-таки без боя я не сдамся.
– Ты такая милая, когда сердишься.
– Милая? Сейчас я тебе задам! – я воинственно замахнулась подушкой.
– Задай! – встрепенулся Захар. – Только я буду защищаться.
Схватив вторую подушку, он тоже занял боевую стойку.
– Ах, так? Ну, держись! – я бросилась в атаку.
Захар ловко увернулся от моего выпада, и тут же перешел в нападение. Удар, еще удар, еще… В воздухе летала белая пыль, кровать под нами прогибалась и жалобно скрипела. Ох, до чего же азартное занятие этот ваш бой подушками!
Вживаясь в роль бравого полководца, я теснила неприятеля к краю кровати. Неприятель огрызался снайперскими подушечными ударами, и сдавать позиции не спешил.
Стоило мне лишь немного зазеваться, как Захар тут же опрокинул меня на обе лопатки. Сверху еще и подушкой придавил – чтобы уж наверняка.
– Сдавайся, малявка! – брат радовался победе, как мальчишка.
– Пленных бить нельзя! – на всякий случай предупредила я.
– Бить нельзя, – согласился Захар, – а щекотать Женевская конвенция вроде бы не запрещала.
– Ты не посмеешь! – я тщетно пыталась освободиться.
Пальцы Захара плясали на моих ребрах, как на клавишах гармони, и я раздувала меха, издавая звуки в невообразимых тональностях – кажется, от них даже стены дрожали.
– Пощади! – я вдохнула поглубже, и вдруг закашлялась.
Судорожно хватала ртом воздух, как выброшенная на берег рыбина, прежде чем захлебнуться новым приступом.
Не говоря ни слова, Захар перевернул меня на живот, уложил себе на колени так, чтобы голова свешивалась с кровати, и стал стучать по моей спине ребром ладони, сначала легонько, примериваясь, потом от всей души.
Издав короткий боевой клич: «Помогите! Наших бьют!», я принялась методично дрыгать пятками и извиваться. Захар просто перехватил меня поудобнее, чтобы не сползала.
– Ладно, можешь кричать, – милостиво разрешил он, – только лежи смирно.
Под конец экзекуции я немного охрипла и, кажется, перешла границы, обозвав Захара «проклятым душегубом». Потому что нечего было лупить меня без предупреждения.
И откашлялась, выплюнув сгусток слизи, наконец-то почувствовала облегчение.
– Во всем тополиный пух виноват, – я поспешила сделать официальное заявление, пока братец не придумал версию поинтересней.
– Ага, – задумчиво протянул Захар.
Нашарил под кроватью забытый фонендоскоп.
– Снимай футболку!
Я невольно попятилась – этот медицинский фанатик еще недавно был моим старшим братом.
– Извини, малявка, не отвертишься. Я должен понимать, что с тобой происходит.
Разгоряченное после веселой возни тело без одежды чувствовало себя особенно неуютно. Плечи тут же покрылись гусиной кожей. Когда-нибудь я перестану стесняться брата, но не сегодня.
«Привыкла к поползновениям, как же…»
– Подойди ко мне, – напомнил о себе Захар.
Я послушно сделала шаг навстречу.
Безмолвная тень встала рядышком со мной, так же сгорбившись, понурив голову, безвольно опустив руки. Тень меня пародировала, и это не казалось смешным. Сердце взбрыкнуло, как необъезженная лошадь, застучало в ритме галопа.
– Дыши глубже, зайчишка-трусишка, – Захар принял мою эмоциональную реакцию на свой счет. – Дрожишь так, как будто я на тебя дуло ружья направил, и палец держу на спусковом крючке.
«Пиф-паф!» – тень беззвучно разрядила в воздух воображаемую двустволку. Ощерилась довольной улыбкой маньяка.
– Тише-тише, видишь, это всего лишь фонендоскоп, – брат успокаивал меня, как мог. – Ты же помнишь, он не кусается.
С памятью у меня как раз все было в порядке, а вот нервишки пошаливали.
Тени, почуяв полную безнаказанность, устроили настоящую вакханалию, с плясками и улюлюканьем.
«А ну кончайте свой балаган!» – рявкнула я на правах хозяйки комнаты.
Покидав инструменты, тени бросились врассыпную. Попрятались по углам, сердито сопели, изобретая план мести.
Надо же, оказывается, я могу быть не только несчастной жертвой…
– Что за выражение лица? – уловил перемену моего настроя Захар.
– Ты еще спрашиваешь! – я спрятала всю гамму обуревающих меня чувств за напускным возмущением. – Как насчет осмотров без суда и следствия, по каждому чиху?
– Ах, да, как раз об этом, – оживился Захар. – Помнится, я грозился устроить тебе грандиозный медосмотр…
«Неужели и правда грозился?» – я вопросительно посмотрела на тень. Ту единственную, что продолжала меня преследовать. Тень пожала плечами.
– В общем, я договорился с администраторами большого медицинского центра, в котором работает Игнат. Они составят расписание так, чтобы ты смогла пройти обследование за один день.
Захар светился энтузиазмом, как рождественская елка, ну а я была мрачнее тучи. Даже не знала, что ему ответить. То есть, меня привезут в клинику, прямо туда, где у монстров в белых халатах гнездо, и я должна буду найти выход, желательно, оставшись в живых, и не растеряв по дороге важных запчастей. Увлекательный квест, если абстрагироваться. Жаль только, что абстрагироваться я не могла.
«Умирает зайчик мой!» – тень театрально испустила последний вздох под аплодисменты растроганных зрителей.
– Кась, я знаю, ты боишься иголок, – Захар развернул меня спиной, не дав насладиться потусторонней актерской игрой. – У тебя все еще есть возможность обсудить это с психологом.
Обсуждать выходки теней я могла себе позволить лишь с одним человеком на свете, который не считал меня сумасшедшей…
– Никаких мозгоправов! Я и сама справлюсь, особенно, если кто-нибудь будет держать меня за руку.
– Намек понял! Передам Игнату, чтобы утряс свой рабочий график.
«Наши мысли схожи!» – губы сами собой расплылись в улыбке – хорошо, что Захар не видит.
– И все, хорош болтать! Дыши как следует, убеди меня, что не свистишь.
«Хлеба ему и зрелищ – не много ли чести?»
Но, разумеется, дышать мне пришлось глубоко и старательно, подчиняясь коротким командам Захара. И заодно молиться всем богам, чтобы братец ненароком не выслушал чего аномального, вдогонку к «функциональному шуму».
Наконец Захар в последний раз отлепил от моей спины головку фонендоскопа, обошел меня кругом. Был он при этом тих и задумчив. Как есть, замыслил что-то коварное…
– Я недостаточно тебя убедила?
– Достаточно, малявка, давай, ложись, живот потрогаю.
– Зачем? – округлила глаза я.
Этого только не хватало!
– Да, понимаешь, еще в прошлый раз хотел до твоего живота добраться, но у тебя же спина болела.
– Ага, то спина болит, то рука перевязана. А лето только началось. Славно время проводим!
– Просто отлично, – Захар надавил мне на плечи, вынуждая принять горизонтальное положение. – Зубы не заговаривай.
Опрокинувшись на спину, я инстинктивно закрыла живот ладонями.
– Даже взглянуть не позволишь? – брат опустился на кровать рядом со мной.
Я упрямо замотала головой.
Да, черт возьми, не позволю. Мой живот – область мягкая и чувствительная, чужие руки до него не допускаются ни при каких обстоятельствах!
– Снова плохие воспоминания?
«Страх живет в животе», – говорила мама. Раньше у меня не было возможности проверить это на собственном опыте, а теперь я явственно ощущала, как страх ворочается внутри, закручиваясь в тугую, болезненную спираль.
– Наверное… Не знаю…
– Тогда убери ручки, я просто посмотрю.
И хотя я прекрасно знала цену подобным докторским уловкам, все равно позволила себе поддаться очарованию момента близости.
Захар не просто требовал от меня душевного стриптиза, он сам с готовностью распахивался мне навстречу, допуская в святая святых, туда, где за стальной броней трепетал живой огонек. За это я была готова простить ему все, что угодно.
«Кыш, тени, мы тут как-нибудь без вас разберемся!» Вот ведь настойчивые, удержу на них нет…
– Такая храбрая девочка! – Захар разговаривал со мной, как с ребенком, но это было ни капельки не обидно. – Теперь покажи пальчиком, где неприятнее всего.
Я нерешительно нарисовала в воздухе круг вокруг пупка.
– Принято к сведению! Торжественно обещаю не тыкать туда с размаху, по злому умыслу или просто нечаянно, – широкая теплая ладонь брата легла мне на живот.
И ничего ужасного не произошло. Захар всего лишь водил ладонью, иногда легонько нажимал, пытаясь отыскать брешь в плотной мышечной броне.
– Ты даже не стараешься облегчить мне задачу. Расслабься и подыши животом. Я знаю, ты умеешь.
– Откуда?
– Ох, Каська! Хотя в твоих глазах я дремуч и неотесан, но все же имею примерное представление о том, что такое йога. И даже готов признать ее пользу, имея в виду, конечно же, гимнастику. А не весь этот ваш волшебный антураж.
– Древнюю философию, – мой живот мгновенно стал твердым, как доска.
Защитная реакция в действии.
– Ну, извини, малявка. Сморозил, не подумав.
«Он не со зла!» – пояснила я нахальной тени, ехидно оскалившейся над захаровым плечом. И тут же добавила: «Сгинь!» Отработанным маневром на вдохе толкнула воздух в живот, сосредоточила все внимание на процессе дыхания, и вскоре успокоилась, предоставив пытливым пальцам брата полную свободу действий.
Захар словно только того и ждал. Не особо церемонясь, погрузил руку в мой живот едва ли не по самый локоть.
– Ты особо-то не усердствуй, – только и успела возмутиться я.
– Не сбивай дыхание! – цыкнул на меня этот домашний тиран и узурпатор.
За его спиной тени лопались от зависти, словно мыльные пузыри.
Туда им и дорога…
– Малявка, что все это значит? – строго спросил Захар, обводя рукой кучу коробок и пакетов, которую доставил курьер.
читать дальше– Небольшое усовершенствование моего временного жилища, – небрежно бросила я. – Не обращай внимания.
На самом деле внутри у меня все зудело от нетерпения – очень хотелось немедленно приступить к раскопкам сокровищ.
– У тебя и так есть все необходимое для жизни, – Захар охранял мои драгоценные посылки с хмурой решительностью цербера. – Не стоило тратить деньги на всякую ерунду.
– У нас с тобой разные представления о ерунде! – я одарила братца сердитым взглядом исподлобья.
– Ты просто пока не знаешь цены деньгам, – продолжал занудствовать Захар.
– Я же не твои деньги трачу!
Чтобы я не чувствовала себя одинокой и брошенной в чужом краю, и чтобы не стесняла Захара, родители утроили ежемесячную выплату на мои карманные расходы. И добавили еще кое-что сверху – на непредвиденный случай. Кто же мог предполагать, что этот самый случай ждать себя не заставит? Что каждая ночь в квартире брата станет для меня мучительной пыткой?
– Хорошо, не мои деньги, родителей. Невелика разница…
– Деньги, деньги! – спокойствие Захара распаляло меня все больше и больше. – Ты зациклился на материальном, и плевать тебе на мои душевные переживания!
– Никак не могу взять в толк: разве духовный культ обязательно подразумевает под собой поклонение вещам? Есть этому хоть какое-то разумное объяснение?
Захар был слишком прямолинейным. Для него не существовало полутонов, только белое или черное, полная аскеза или оголтелый вещизм. Наверное, ему очень неуютно жилось в родительском доме.
– О, да! Да свершится же грехопадение! Да здравствует бардак! – я утянула из-под его носа первую попавшуюся коробку, подняла над головой, словно магический артефакт, под нервное злодейское хихиканье. – Ты приглашен на торжественную церемонию. Пусть грянет хаос!
– Касенька, пожалуйста, успокойся! – на брата жалко было смотреть.
– Захар, если ты пытаешься спасти мою заблудшую душу от тлетворного влияния, то лучше не надо.
Состояние аффекта закружило меня и понесло.
– Я всего лишь пытаюсь помочь…
– Не нужна мне твоя помощь! – судорожно сжимая в руках коробку, я рванула в свою комнату.
Грохот закрывшейся за моей спиной двери поставил точку в нашем коротком споре. Все еще не особо соображая, что делаю, я стянула со стола ножницы, устроилась на полу, распотрошила посылку – в ней обнаружился изящный подсвечник из голубого стекла. Не знаю, зачем я его заказала – видать, и впрямь немного перестаралась.
На что я вообще надеялась? Захар не потерпит в своем доме никаких излишеств. Наверняка заставит меня сделать возврат – под соусом благих намерений и искренней заботы о несмышленой сестре.
Рассвирепев, я швырнула несчастный подсвечник в стену. Зазвенели мелкие стеклянные осколки, разлетелись по комнате. Ух ты! Какие спецэффекты!
Следом хрустальными градинами покатились слезы. Колючие, злые, с нечеловеческим каким-то завыванием.
Я злилась не на Захара – на себя. «Честное шаманское» жгло, словно раскаленное клеймо. Я не могла нарушить клятву – и не могла рассказать Захару о своей слабости. Ладно, возможно, когда брат узнает о тенях, то в психушку меня не сдаст, но уж точно возьмет за руку и отведет к доброму доктору, специалисту по уехавшим крышам, и тот назначит мне таблетки, от которых я буду хорошо спать, но перестану быть собой. Потому что таблетки решат проблему раз и навсегда, а вещи – всего лишь прихоть, каприз маленькой избалованной девочки.
Во мне говорило обостренное чутье звереныша, чудом уцелевшего после встречи с браконьерами. Говорило убедительно, рисовало перед глазами невеселые картинки…
«И Игнат не поможет – только, чего доброго, с Захаром разругается в пух и прах. И не увидимся мы больше». От этой мысли стало особенно горько.
«Ну же, Касенька, утри слезы! Перед Захаром покаешься, что была неправа. Он простит, он отходчивый. Вот только тени, от них не спрячешься и не откупишься…»
Вздохнув, я принялась наводить порядок – заметать следы недавнего буйства. Ползала по полу, собирая останки ни в чем не повинного подсвечника в коробку.
– Вот черт!
Крупный осколок предательски впился в мякоть ладони. Я даже боль почувствовала не сразу в этом заторможенном своем состоянии – несколько долгих мгновений просто разглядывала стекляшку, такую красивую и такую опасную.
Глубоко вонзился, паршивец! Пока вытаскивала осколок дрожащими, неловкими пальцами, порезалась еще сильней. Полилась струйка крови, запачкала пол…
И перевязать нечем – аптечку-то Захар конфисковал. Кровь тем временем и не собиралась останавливаться. Я прижала рану здоровой рукой, нашарила в шкафу шелковый платок, кое-как перебинтовала ладонь. Так и сидела на полу, жалея себя.
Не знаю, сколько времени прошло, прежде чем Захар осторожно постучал в дверь. Вошел в комнату, не дождавшись разрешения.
– Ну что, вулкан Везувий, вся лава вышла, или ждать нового извержения?
– Даже не вызовешь для меня бригаду санитаров? – угрюмо поинтересовалась я.
– Богатая у тебя фантазия, как я погляжу! – взгляд Захара упал сначала на мою ладонь, обернутую платком, потом на груду осколков в углу. – Погоди, я сейчас.
Брат вернулся быстро, принес тазик с водой, стопку чистых полотенец и аптечку.
– Нужно обработать руку, Касенька
Сил сопротивляться у меня уже не было. Развязав платок, Захар присвистнул от удивления.
– Глубокая рана, возможно, швы придется накладывать!
– Еще чего! – я испуганно отдернула руку.
– Не бойся, я просто обработаю порез и перевяжу, – Захар вернул мою руку в исходную позицию. Намочил полотенце в тазике, начал осторожно вытирать кровь.
– На самом деле я пришел просить прощения. Я не должен был читать тебе нотации. Наверное, я не самый лучший брат на свете, и не заслуживаю твоего доверия, но я люблю тебя, и хочу наладить отношения, только пока не знаю, как.
– Я не могу спать по ночам…
Захар своим искренним порывом пробил брешь в моей охранной системе.
– Давно?
– С самого первого дня, как сюда приехала. Вся эта обстановка действует мне на нервы… Стены эти гладкие, как в сиротском приюте, окно без штор. Думаешь, я не помню, как выглядят больничные палаты? Отлично помню! И уколы болючие помню, и издевательства… И как кричала, когда меня отрывали от мамы, брыкалась и кричала, пока не лишилась чувств…
– То есть, ты пыталась превратить больничную палату в милую девичью спальню, но тут вмешался я, и все испортил? – внезапное осознание словно окатило Захара ушатом ледяной воды.
– Получается, так.
– Прости меня, малявка. Прости своего непутевого старшего брата!
– Есть еще кое-что. Вчера у меня случилась паническая атака, – повинилась я, пока Захар поливал мою ладонь хлоргексидином.
– Ты боялась ночевать одна, – брат бережно промокнул края пореза стерильной салфеткой. – И боялась в этом признаться… Как же ты справилась?
– Игнат приехал, помог успокоиться.
– А мне он почему ничего не сказал? – насторожился Захар, как дракон, опасающийся за сохранность своих сокровищ.
– Потому что я его попросила. Хотела сама рассказать, но испугалась.
– Я такой ужасный?
– Ты непреклонный. И всегда знаешь, как правильно.
Захар закончил накладывать повязку, собрал использованные салфетки и полотенца.
– Ничего я не знаю. Хочу как лучше, но у нас все время получается разговор глухого со слепым. Помоги мне, Касенька, направь по правильному пути.
Никогда прежде я не видела его таким растерянным.
– Ох, если бы я только знала как…
– А знаешь, что мы с тобой сейчас сделаем? – неожиданно воодушевился Захар. – Призовем на помощь друга с перфоратором, на радость соседям.
Подмога прибыла незамедлительно. Сначала в дверь с трудом протиснулся Кирилл с перфоратором в одной руке и карнизом для штор в другой – по дороге он завез свое дружное семейство в строительный магазин за всем необходимым. Рабочий комбинезон поверх растянутой футболки, огрызок карандаша за ухом – кто угадал бы в этом коренастом коротышке подающего надежды хирурга…
Следом появилась Марина с громоздким ящиком для инструментов. Закатанные рукава ее зеленой клетчатой рубашки намекали на решительный настрой. Кудряшки были с маниакальной тщательностью собраны в косу, из которой то тут, то там выбивались непокорные завитки.
Замыкал шествие Иван Кириллович, любовно прижимающий к груди новенькую игрушечную дрель.
– Будем делать ррремонт! – поставил он меня в известность.
Военный совет был коротким – решили в первую очередь покончить с шумными работами, чтоб не тревожить соседей в неурочный час. Установить карниз и повесить полочку для милых безделушек в изголовье кровати.
Захар с Кириллом сейчас же приступили к выполнению плана. Отодвинули кровать, застелили ее клеенкой, чтоб защитить от пыли. Поспорили с Ванькой, чья дрель круче…
Меня отправили в ближайший супермаркет со списком продуктов, написанном на тетрадном листке аккуратным Марининым почерком. Сама Марина, не теряя ни минуты, заступила на боевое дежурство по кухне.
Я рыскала по магазинным закоулкам, толкая перед собой тележку, постоянно сверялась со списком, чтобы ничего не забыть.
«Отослали меня из дома под благовидным предлогом, а сами, небось, сейчас решают, что делать дальше».
Раненая ладонь неприятно ныла. Мне оставалось лишь надеяться, что в ремонтной кутерьме Захар с Кириллом до нее не доберутся.
14.
Припаркованный у дома черный байк заставил сердце гнать кровь по сосудам в два раза энергичней. Я прибавила ходу. читать дальше
– Так домой торопишься? – окликнул меня знакомый голос.
– Ты что тут делаешь? – я резко обернулась, едва не столкнувшись с Игнатом, неизвестно как оказавшимся позади меня.
– Тебя жду. Захар сказал, ты в магазин пошла. Давай сюда пакет.
– У тебя уже есть один, – сверток в руках Игната интриговал своими внушительными размерами и легким запахом благовоний.
А за плечами болтался вчерашний рюкзак.
– Второй для симметрии, – улыбнувшись, Игнат избавил меня от ноши.
– Думала, ты сегодня будешь занят, – я старалась от него не отставать, за каждый его широкий шаг поспевая сделать два торопливых шажка.
– Трубили общий сбор, разве я мог это пропустить? Что с рукой, принцесса?
– Порезалась, – я спрятала руку за спину, мне было неловко перед Игнатом за свою недавнюю слабость.
Храбрилась, хорохорилась, а в решающий момент вдруг дала слабину, включила задний ход. Не оправдала доверия – недаром, видимо, тени меня приговорили. Виновна!
Игнат воздержался от комментариев. Так молча мы вошли в подъезд, поднялись на лифте. Дверь в квартиру была не заперта.
– Хозяйка, принимай работу! – Кирилл с Захаром как раз закончили монтировать карниз для штор.
Клубы строительной пыли осели еще не до конца, но увиденное мне уже понравилось. Окно больше не было исполосовано пластинами жалюзи, диктатура казенного дома наконец-то была свергнута.
– Я сейчас тут быстренько все приберу! – я повернулась к двери, намереваясь метнуться за ведром и шваброй.
– Умерьте пыл, юная леди! – когда Захар разговаривал со мной в подобном тоне, я вообще не желала иметь с ним никаких дел. Не нужно быть великой прорицательницей, чтобы догадаться, чем все закончится. – Мы еще не решили, что будем делать с вашей рукой.
По мне и решать было нечего – пускай себе заживает, безо всяких вмешательств.
– Мне тоже любопытно взглянуть, – уж если Игнат с ними заодно, то дело мое труба.
– Пойдемте на кухню, там свет там лучше, – предложил Кирилл.
– Давно ты стал заклинателем змей? — ехидно поинтересовался Захар.
– Начнем с того, что Марина – моя жена.
– Это не мешает ей тобой командовать.
– Ладно, вызову огонь на себя, – Игнат уже распахнул дверь кухни. – Мариша, можно мы тут немного поколдуем?
– Значит, перспектива остаться без ужина вас не смущает? – Марина окинула нашу компанию строгим взглядом. – Хотя кого я спрашиваю?
Содержимого небольшого рюкзака Игната хватило, чтобы развернуть настоящую полевую операционную.
Щедро обработав свои руки и кухонный стол антисептиком, Кирилл аккуратно размотал бинт. Три светлых головы склонились над моей ладонью, безвольно распластанной на столешнице. Устроили консилиум.
– Тебе отрежут руку? – воодушевленно засопел рядом с моей коленкой Иван Кириллович. – И пришьют новую?
– Вот оно, тлетворное влияние детских книжек на неокрепшую психику, – рассмеялся Игнат.
– Нет, малёк, никто ничего отрезать не будет, – Захар поднял Ваньку на руки, поставил на табуретку. – Видишь дырку на руке? Твой папа возьмет иголку и аккуратно ее заштопает.
– Как носок? – юное дарование не боялось вида крови.
– Как носок.
– Хочу смотреть!
– Этого еще не хватало! – Марина стащила Ваньку с табуретки.
– Хочу смотреть операцию, – жалобно хныкал он, повиснув на руке у матери и возмущенно топая ногами.
– Папашкины дурные гены! – припечатала Марина, сердито хлопнув дверью кухни.
– Врачебные династии ее не вдохновляют, – пожал плечами Кирилл.
– Не забудьте отключить духовку, когда прозвенит таймер, – напомнила Марина, просунув голову в приоткрытую дверь.
Запах курицы из духовки смешивался с вонью антисептика, образуя жуткую смесь, надолго отбивающую аппетит. Даже открытое окно не помогало.
– Может, все-таки не будем меня штопать? – я жалобно посмотрела на Кирилла.
– Рана глубокая. Хорошо, хоть сухожилие не повреждено. Пару-другую швов все-таки придется наложить.
Ему-то что – плевое дело, а меня чуть не принял в свои объятия Кондратий.
– Правильно! – не сдержался Захар. – Давайте лучше подождем милости от природы, глядишь, рука сама сгниет и отвалится.
– Сейчас вслед за Ванькой за дверь отправишься, – шикнул на него Игнат. – Кась, шрамы только брутальных мужиков украшают. Мы тебе такой шовчик красивый сделаем – даже похвастаться потом будет нечем. Всего один маленький укол потерпеть придется.
Для моего воспаленного воображения любой «маленький укол» был эквивалентен торпеде с атомной боеголовкой. С мгновенным взрывом паники. Я отсчитывала секунды до начала катастрофы – «восемь, семь, шесть…»
– Дыши глубже! – скомандовал Игнат.
Борясь с подступающей тошнотой, я последовала его указанию. Но воздух никак не желал проталкиваться в легкие.
– Не суетись… Вдыхай медленно и глубоко. Сосредоточься на дыхании. Закрой глаза и слушай мой голос.
«Дай мне сил, дорогая Вселенная!»
– Над Байкалом небо хмурится,
На закате солнце щурится,
Дымка синей занавескою
Прикрывает берега...
«Что это? Стихи? Сейчас? Игнат читает стихи?» – боеголовка взорвалась где-то в море, обдав меня холодными брызгами…
Я открыла глаза. Дышать было уже легче.
–Треплет гладь морскую ветрами,
И седыми километрами
На хребтах чертою резкою
Белоснежные снега…
Помнится, зашел у нас с Игнатом как-то разговор о местах силы. И я рассказала ему о своем знакомстве с духом Байкала, мудрым, добрым, всеведущим. Игнат сказал тогда, что очень хорошо меня понимает…
– Над Байкалом словно вьюжатся,
Хороводы чаек кружатся,
И стегает их жестокая,
Беспощадная Сарма.
Зашуршала обертка шприца. Хрустнул, отломившись, носик прозрачной ампулы.
Все эти пугающие приготовления меня как будто бы не касались, были просто фоном.
Меня качало, словно на волнах, в ушах шумело. Я следовала за голосом Игната, как слепой за поводырем…
– Но поём мы во спасение,
Пусть стучат в борта осенние
То ли с запада, с востока ли
Беспокойные шторма.
Руки в перчатках, блестящие инструменты. Суровая медицинская магия четких, выверенных движений, дерзнувшая вступить в спор с законами природы. Слаженная работа команды…
– Ай!
– Уже все, Касенька, ты умница, – Кирилл кинул использованный шприц в мусорное ведро.
– Ночь на угольях замешана,
Небо звёздами увешано,
Дремлет море легендарное,
Отдыхая от жары.
И плывут заворожённые
Наши души обнажённые,
И творят стихи янтарные
У истока Ангары...
(Сергей Соловьев – Байкальская)
– Ваш выход, маэстро, – Кирилл подал Игнату иглодержатель.
– С чего вдруг такие почести?
– Так уж и быть, сегодня побуду твоей верной медсестрой. Только не привыкай, – Кирилл перевел взгляд на меня. – Будет больно – не терпи, говори сразу. И лучше отвернись. Ничего интересного тут нет.
– То-то Иван истерику устроил! – пробурчала я.
– В его возрасте любопытство всегда перевешивает здравый смысл, – Захар стоял за моей спиной, придерживал меня за плечи, чтобы случайно не дернулась или не свалилась в обморок.
Краем глаза я следила за тем, как прокалывает кожу иголка, и как ловко Игнат вяжет узелки. Было странно, немного неприятно, но не больно.
– Ювелирная работа! – оценил его старания Кирилл, накладывая стерильную повязку.
– Учитесь, пока я жив!
– Смотрите-ка, уже зазнался!
Противно запищал таймер духовки, возвращая нас всех на грешную землю. Война войной, а обед по распорядку.
Марина не теряла времени даром – моя комната сияла чистотой. Захар с Кириллом поставили кровать на место и принялись распаковывать коробки, сортируя их содержимое под удивленные возгласы: «Надо же, какая занятная штуковина!»
Игнат с Мариной повесили шторы – темно-синие, с золотыми звездами, расстелили на полу у кровати ковер с толстым ворсом, поменяли унылое однотонное постельное белье на пестрое и розовое. Греющее нежную девчачью душу. Положили сверху пушистый плед, так же, как шторы, украшенный россыпью сияющих звезд.
Иван Кириллович тоже был чертовски занят. Пыхтя от усердия, он сверлил невидимые дыры в воздухе. Дрель жужжала, прямо как настоящая, и мигала лампочками.
Я следила, чтобы он не путался под ногами, поскольку к хозяйственным работам была признана временно непригодной.
Комната постепенно обретала уютный, обжитой вид. Из коробочных недр появились декоративные подушки, чтобы удобно сидеть на полу.
– Вон та стена кажется пустоватой. Можно, я на нее плакат повешу? Следов не останется, обещаю.
Одним из самых ценных моих сегодняшних трофеев действительно был плакат. Большой, яркий, во всем своем великолепии «эзотерического бреда». Про устройство чакральной системы. Не то, чтобы я особо рассчитывала на благосклонность Захара, скорее, закинула плакат в корзину просто за компанию.
– Я об этом пожалею, – обреченно вздохнул брат, когда я, вытряхнув плакат из тубы, развернула его во всю длину.
– Для тебя это полный бред, а для твоей сестры – концепция мироустройства, – пришел мне на помощь Игнат. – И с этим тебе придется считаться, приятель. Не обязательно сразу пытаться открыть у себя третий глаз. Достаточно просто перестать презрительно фыркать, каждый раз проходя мимо.
– Давайте рядом анатомический плакат повесим, – предложил Кирилл. – Ради благого дела я утащу один с работы, выберу самый милый, обещаю. И будет у вас стена дружбы. Если, конечно, Касенька не против.
Полчаса назад он подавал Игнату инструменты, не особо интересуясь моим согласием. Но, разумеется, я была не против. Особенно, если это и правда поможет нам с Захаром понять друг друга.
– Дамы и господа, финальный штрих! – изящным жестом фокусника Игнат поднял перед собой загадочный пакет, который принес с собой.
– Ты ограбил сувенирную лавку? – ахнула Марина.
– Попрошу без паники! – для борьбы с тенями любые средства хороши, но это тебе, Кася, точно понравится.
Как кролика из волшебной шляпы, Игнат извлек из пакета какой-то плоский круг, упакованный в шуршащую полупрозрачную бумагу.
– Ловец снов! – угадала я.
– Он заряжен защитными заклинаниями особой силы, – Игнат перешел на таинственный шепот, обращаясь теперь непосредственно ко мне. – Ни одна тень в здравом уме не сунется.
«Пускай только попробуют!» – я с особым, торжественным благоговением рассматривала разноцветные перышки в хитросплетении изящных веревочных узлов.
– Скептиков просим выражать свое недоверие где-нибудь за дверью, – это Игнат произнес уже в полный голос, с ударением на два последних слова.
Захар, который в это время перевязывал шпагатом стопку картона, предназначенную для переработки, мужественно промолчал (сделаем вид, будто бы я не заметила, как Кирилл с размаху наступил ему на ногу).
Еще в магическом пакете Игната обнаружилась пара массивных подсвечников, металлических, не чета безвременно почившему собрату, и проектор ночного неба, представляете? Как чутко он угадал! Как волшебно будет выглядеть моя комната ночью! Мне хотелось повиснуть у Игната на шее, вереща от восхищения. Но я благоразумно обошлась искренними восторгами и благодарностями.
– Обязательно нужно отпраздновать новоселье. Ленточку, так и быть, перерезать не будем. Обойдемся торжественной речью счастливой хозяйки, аплодисментами и чаем с тортиком.
– Да, вшивый о бане, а Игнат – о тортиках, — заметил Кирилл.
– Без тортика никак нельзя, – Игнат хитро подмигнул мне. – Хочешь, скатаемся вместе?
– Малявка, не смей даже приближаться к этой машине для самоубийства! – завелся с пол-оборота Захар.
Мы с Игнатом обменялись многозначительными взглядами.
– И не переглядывайтесь мне тут, как соучастники. Игнат, если узнаю, что ты катал мою сестру на своей колымаге, можешь писать завещание.
– Так и быть, за тортиком скатаюсь сам, – ради сладкого Игнат был готов на любые подвиги.
– Пойдем, Кась, поможешь мне накрыть на стол, – позвала Марина.
– Только давай не на кухне…
15.
В то прекрасное воскресное утро я мечтала поспать подольше, но меня разбудил солнечный зайчик, прыгающий по векам. Я зажмурилась, потом открыла один глаз – и тут же нырнула под одеяло с головой.
читать дальше
Примостившись на краю кровати, Захар сосредоточенно ловил солнечных зайчиков головкой фонендоскопа, а затем направлял их ко мне на лицо.
– Вылезай, засоня, – брат осторожно потряс меня за плечо.
– Я в домике, – я понадежней завернулась в одеяло.
Так и лежала, пока дышать стало совсем уж нечем. Беспощадное утреннее солнце сегодня играло не на моей стороне.
– Нечестно вот так подкрадываться к спящей сестренке с жутким орудием пыток в руках, – одним рывком я села на кровати, откинув одеяло в сторону.
– Кась, ты ночью кашляла, – Захар подвинулся ближе, внимательно меня разглядывая. – Я прислушивался, боялся, вдруг свистеть опять начнешь. Но, кажется, кашель из-за насморка.
«Бедняга, как он вообще до утра дожил!»
Нет-нет, никакого сарказма. По-вашему, я даже брата родного пожалеть не могу?
Я нащупала сзади себя подушку, прижала к груди на манер щита. Отбиться вряд ли получится, но все-таки без боя я не сдамся.
– Ты такая милая, когда сердишься.
– Милая? Сейчас я тебе задам! – я воинственно замахнулась подушкой.
– Задай! – встрепенулся Захар. – Только я буду защищаться.
Схватив вторую подушку, он тоже занял боевую стойку.
– Ах, так? Ну, держись! – я бросилась в атаку.
Захар ловко увернулся от моего выпада, и тут же перешел в нападение. Удар, еще удар, еще… В воздухе летала белая пыль, кровать под нами прогибалась и жалобно скрипела. Ох, до чего же азартное занятие этот ваш бой подушками!
Вживаясь в роль бравого полководца, я теснила неприятеля к краю кровати. Неприятель огрызался снайперскими подушечными ударами, и сдавать позиции не спешил.
Стоило мне лишь немного зазеваться, как Захар тут же опрокинул меня на обе лопатки. Сверху еще и подушкой придавил – чтобы уж наверняка.
– Сдавайся, малявка! – брат радовался победе, как мальчишка.
– Пленных бить нельзя! – на всякий случай предупредила я.
– Бить нельзя, – согласился Захар, – а щекотать Женевская конвенция вроде бы не запрещала.
– Ты не посмеешь! – я тщетно пыталась освободиться.
Пальцы Захара плясали на моих ребрах, как на клавишах гармони, и я раздувала меха, издавая звуки в невообразимых тональностях – кажется, от них даже стены дрожали.
– Пощади! – я вдохнула поглубже, и вдруг закашлялась.
Судорожно хватала ртом воздух, как выброшенная на берег рыбина, прежде чем захлебнуться новым приступом.
Не говоря ни слова, Захар перевернул меня на живот, уложил себе на колени так, чтобы голова свешивалась с кровати, и стал стучать по моей спине ребром ладони, сначала легонько, примериваясь, потом от всей души.
Издав короткий боевой клич: «Помогите! Наших бьют!», я принялась методично дрыгать пятками и извиваться. Захар просто перехватил меня поудобнее, чтобы не сползала.
– Ладно, можешь кричать, – милостиво разрешил он, – только лежи смирно.
Под конец экзекуции я немного охрипла и, кажется, перешла границы, обозвав Захара «проклятым душегубом». Потому что нечего было лупить меня без предупреждения.
И откашлялась, выплюнув сгусток слизи, наконец-то почувствовала облегчение.
– Во всем тополиный пух виноват, – я поспешила сделать официальное заявление, пока братец не придумал версию поинтересней.
– Ага, – задумчиво протянул Захар.
Нашарил под кроватью забытый фонендоскоп.
– Снимай футболку!
Я невольно попятилась – этот медицинский фанатик еще недавно был моим старшим братом.
– Извини, малявка, не отвертишься. Я должен понимать, что с тобой происходит.
Разгоряченное после веселой возни тело без одежды чувствовало себя особенно неуютно. Плечи тут же покрылись гусиной кожей. Когда-нибудь я перестану стесняться брата, но не сегодня.
«Привыкла к поползновениям, как же…»
– Подойди ко мне, – напомнил о себе Захар.
Я послушно сделала шаг навстречу.
Безмолвная тень встала рядышком со мной, так же сгорбившись, понурив голову, безвольно опустив руки. Тень меня пародировала, и это не казалось смешным. Сердце взбрыкнуло, как необъезженная лошадь, застучало в ритме галопа.
– Дыши глубже, зайчишка-трусишка, – Захар принял мою эмоциональную реакцию на свой счет. – Дрожишь так, как будто я на тебя дуло ружья направил, и палец держу на спусковом крючке.
«Пиф-паф!» – тень беззвучно разрядила в воздух воображаемую двустволку. Ощерилась довольной улыбкой маньяка.
– Тише-тише, видишь, это всего лишь фонендоскоп, – брат успокаивал меня, как мог. – Ты же помнишь, он не кусается.
С памятью у меня как раз все было в порядке, а вот нервишки пошаливали.
Тени, почуяв полную безнаказанность, устроили настоящую вакханалию, с плясками и улюлюканьем.
«А ну кончайте свой балаган!» – рявкнула я на правах хозяйки комнаты.
Покидав инструменты, тени бросились врассыпную. Попрятались по углам, сердито сопели, изобретая план мести.
Надо же, оказывается, я могу быть не только несчастной жертвой…
– Что за выражение лица? – уловил перемену моего настроя Захар.
– Ты еще спрашиваешь! – я спрятала всю гамму обуревающих меня чувств за напускным возмущением. – Как насчет осмотров без суда и следствия, по каждому чиху?
– Ах, да, как раз об этом, – оживился Захар. – Помнится, я грозился устроить тебе грандиозный медосмотр…
«Неужели и правда грозился?» – я вопросительно посмотрела на тень. Ту единственную, что продолжала меня преследовать. Тень пожала плечами.
– В общем, я договорился с администраторами большого медицинского центра, в котором работает Игнат. Они составят расписание так, чтобы ты смогла пройти обследование за один день.
Захар светился энтузиазмом, как рождественская елка, ну а я была мрачнее тучи. Даже не знала, что ему ответить. То есть, меня привезут в клинику, прямо туда, где у монстров в белых халатах гнездо, и я должна буду найти выход, желательно, оставшись в живых, и не растеряв по дороге важных запчастей. Увлекательный квест, если абстрагироваться. Жаль только, что абстрагироваться я не могла.
«Умирает зайчик мой!» – тень театрально испустила последний вздох под аплодисменты растроганных зрителей.
– Кась, я знаю, ты боишься иголок, – Захар развернул меня спиной, не дав насладиться потусторонней актерской игрой. – У тебя все еще есть возможность обсудить это с психологом.
Обсуждать выходки теней я могла себе позволить лишь с одним человеком на свете, который не считал меня сумасшедшей…
– Никаких мозгоправов! Я и сама справлюсь, особенно, если кто-нибудь будет держать меня за руку.
– Намек понял! Передам Игнату, чтобы утряс свой рабочий график.
«Наши мысли схожи!» – губы сами собой расплылись в улыбке – хорошо, что Захар не видит.
– И все, хорош болтать! Дыши как следует, убеди меня, что не свистишь.
«Хлеба ему и зрелищ – не много ли чести?»
Но, разумеется, дышать мне пришлось глубоко и старательно, подчиняясь коротким командам Захара. И заодно молиться всем богам, чтобы братец ненароком не выслушал чего аномального, вдогонку к «функциональному шуму».
Наконец Захар в последний раз отлепил от моей спины головку фонендоскопа, обошел меня кругом. Был он при этом тих и задумчив. Как есть, замыслил что-то коварное…
– Я недостаточно тебя убедила?
– Достаточно, малявка, давай, ложись, живот потрогаю.
– Зачем? – округлила глаза я.
Этого только не хватало!
– Да, понимаешь, еще в прошлый раз хотел до твоего живота добраться, но у тебя же спина болела.
– Ага, то спина болит, то рука перевязана. А лето только началось. Славно время проводим!
– Просто отлично, – Захар надавил мне на плечи, вынуждая принять горизонтальное положение. – Зубы не заговаривай.
Опрокинувшись на спину, я инстинктивно закрыла живот ладонями.
– Даже взглянуть не позволишь? – брат опустился на кровать рядом со мной.
Я упрямо замотала головой.
Да, черт возьми, не позволю. Мой живот – область мягкая и чувствительная, чужие руки до него не допускаются ни при каких обстоятельствах!
– Снова плохие воспоминания?
«Страх живет в животе», – говорила мама. Раньше у меня не было возможности проверить это на собственном опыте, а теперь я явственно ощущала, как страх ворочается внутри, закручиваясь в тугую, болезненную спираль.
– Наверное… Не знаю…
– Тогда убери ручки, я просто посмотрю.
И хотя я прекрасно знала цену подобным докторским уловкам, все равно позволила себе поддаться очарованию момента близости.
Захар не просто требовал от меня душевного стриптиза, он сам с готовностью распахивался мне навстречу, допуская в святая святых, туда, где за стальной броней трепетал живой огонек. За это я была готова простить ему все, что угодно.
«Кыш, тени, мы тут как-нибудь без вас разберемся!» Вот ведь настойчивые, удержу на них нет…
– Такая храбрая девочка! – Захар разговаривал со мной, как с ребенком, но это было ни капельки не обидно. – Теперь покажи пальчиком, где неприятнее всего.
Я нерешительно нарисовала в воздухе круг вокруг пупка.
– Принято к сведению! Торжественно обещаю не тыкать туда с размаху, по злому умыслу или просто нечаянно, – широкая теплая ладонь брата легла мне на живот.
И ничего ужасного не произошло. Захар всего лишь водил ладонью, иногда легонько нажимал, пытаясь отыскать брешь в плотной мышечной броне.
– Ты даже не стараешься облегчить мне задачу. Расслабься и подыши животом. Я знаю, ты умеешь.
– Откуда?
– Ох, Каська! Хотя в твоих глазах я дремуч и неотесан, но все же имею примерное представление о том, что такое йога. И даже готов признать ее пользу, имея в виду, конечно же, гимнастику. А не весь этот ваш волшебный антураж.
– Древнюю философию, – мой живот мгновенно стал твердым, как доска.
Защитная реакция в действии.
– Ну, извини, малявка. Сморозил, не подумав.
«Он не со зла!» – пояснила я нахальной тени, ехидно оскалившейся над захаровым плечом. И тут же добавила: «Сгинь!» Отработанным маневром на вдохе толкнула воздух в живот, сосредоточила все внимание на процессе дыхания, и вскоре успокоилась, предоставив пытливым пальцам брата полную свободу действий.
Захар словно только того и ждал. Не особо церемонясь, погрузил руку в мой живот едва ли не по самый локоть.
– Ты особо-то не усердствуй, – только и успела возмутиться я.
– Не сбивай дыхание! – цыкнул на меня этот домашний тиран и узурпатор.
За его спиной тени лопались от зависти, словно мыльные пузыри.
Туда им и дорога…
@темы: Мои сказки